— Ну и правильно, — продолжал Крон, вскинув винтовку и примерившись. — С такой пушкой и двумя-то руками не совладаешь, не то что одной.
— Крон, будет тебе! — вмешался Коллис, потирая пальцами пульсирующие от боли виски. — Он же потерял руку на войне!
— И мы благодарны ему за службу! — громко объявил Крон.
Поутру буря утихла, и мужчины, выбравшись наружу, пошлепали по раскисшей тропе к краю болота. Процессию возглавлял Тедди, вместо трости опиравшийся на молоток для крокета. Их уже ждала белая палатка со всеми удобствами — обеденным столом, закусками и баром. Пока гости боролись с похмельем, потягивая «Кровавую Мэри», и кляли судьбу, слуги в белых перчатках стояли, вытянувшись по струнке, и терпели едящих их поедом комаров.
В Аргентине на диких кабанов охотились верхом, с ножами и догами. Прогрессивные американцы считали это крайне неэффективным. На Бэньяне добычу загоняли прямо в руки охотникам. В отдалении можно было разглядеть чернокожих мужчин, лупивших палками по кастрюлям и медленно бредущих по чавкающей грязи к палатке. Происходящее больше напоминало стрельбу по мишеням, чем охоту.
Солнце раскалилось добела, и плавящий зной замедлял их и без того заторможенную реакцию. Алкоголь потом сочился из пор, они слонялись по палатке, как по жарко натопленной бане. Сверху на них давил воздух, тяжелый, как глина. Все ощущали, что буря не прошла, что развязка только близится. Во рту — горечь, они облизывали пересохшие губы и чувствовали вкус гниения.
— А где Иган? — спросил Адам, неохотно накладывая себе вареных устриц.
— Присоединится попозже, — Тедди размешал свой напиток стеблем сельдерея, потом постучал им о край бокала и выбросил сельдерей в кусты. — Он не охотится.
— Не охотится? — вид у Адама был такой, будто его предали. — Тогда что же мы здесь делаем?
Металлический грохот сделался громче и ритмичнее, Коллис почувствовал, что голова его начинает пульсировать в такт завораживающим звукам. Жужжали насекомые, трепыхая своими крылышками, сделанными будто из вощёной бумаги. День утрачивал черты реальности.
Когда загонщики приблизились, Крон вышел на площадку перед палаткой. Расставил ноги пошире и прицелился.
— Вон там! — вскричал Адам, указывая на траву, вдруг разделившуюся надвое, как застежка-молния.
После вопля все в палатке пришли в движение. Волоски на шеях встали дыбом, сердца бешено заколотились.
Внезапно из зарослей с шумом выскочил кабан. Это была самка, фунтов двести весом и, судя по тяжести сосцов, кормящая. Заметив Крона, она заколебалась. Метнулась влево, потом вправо, не зная, как его миновать. У нее за спиной наступали загонщики. Повернувшись к Крону, она издала душераздирающий визг, склонила голову и прицелилась.
Не успев толком поймать ее на мушку, Крон нажал на курок. Выстрел лишь вскользь задел щетину у свиньи на спине. Животное даже глазом не моргнуло. Крон поудобнее перехватил ружье, навел дуло на цель и снова надавил на курок. На этот раз заряд попал в грудь. Свинья завопила, и ноги ее подкосились. Словно в замедленном кино, она завалилась набок, и в тот же миг в небо взмыла стая каркающих черных воронов.
Над поляной повисла гнетущая тишина. Даже насекомые умолкли. Адам отставил тарелку в сторону.
Ослепленный возбуждением и вошедший в раж Крон кружил возле издыхающей свиньи, стрелял в воздух и потрясал винтовой над головой.
— Полагаю, мы должны пойти и разделить с ним торжество, — промолвил наконец Тедди и вскинул свой крокетный молоток на плечо. Все нехотя покинули палатку. Крон позировал перед фотографом, а гости тем временем уставились на хрипящее животное. Свинья косила на них черным глазом, кровь толчками лилась в грязь.
— Разве вам не следует прикончить ее из милосердия? — спросил Адам.
Выдернув из-за пояса одного из загонщиков нож, Крон присел на корточки и перерезал свинье горло.
Коллис покачнулся, его затошнило. Отвернувшись и закусив кулак, он ринулся к краю поляны. А там уже рухнул на четвереньки прямо в темную жижу, и его вырвало. Поднявшись наконец, чтобы перевести дух, он заметил второго кабана.
Тот был огромен, даже по бэньянским меркам, — что-то около пятисот фунтов, черный, с пятнистыми желтыми клыками дюймов по восемь длиной. Высунувшись из зарослей, он глядел на свою умирающую подругу. А потом медленно повернул свою массивную голову к Коллису.
Коллис разинул было рот, чтобы заорать, но оттуда не исторглось ни звука. Ему не приходилось пользоваться инстинктом самосохранения с самого рождения, вот и сейчас мысль о спасении, едва придя, покинула его. Смирившись с судьбой, Коллис зажмурился. Кабан угрожающе опустил голову, примериваясь.