Он чувствовал себя старой куклой, которую эта могучая тетка сгребла в охапку, мигом перенеся назад на кровать. Планка была водворена на место.
– И, пожалуйста, больше не надо так делать, мистер Джекобс. Вам лежать надо, поняли?
Она подала ему утку: «Закончите, в колокольчик позвоните».
Бен смиренно, словно ребенок, которого выпороли, спрятал под одеяло пластиковый сосуд. Делать было нечего, вот-вот лопнет у него там внутри.
Закончив, он так же безропотно позвонил.
Она тут же появилась – явно стояла за дверью на всякий случай.
– Ну вот и умница, – констатировала она, заглянув внутрь. – И цвет отличный, прямо янтарь. Хватит тут, должно хватить. Отлично, мистер Джекобс, благодарю вас.
Бен сам не мог понять, что для него хуже, – непереносимая физическая боль во всем теле, или боль от подобного унижения.
Эллен забегала к нему всякий раз, как только выкраивалась минутка. Принесла ему на подносе обед, себе приготовила сандвич.
Оба едва притронулись к еде.
Сестра, заступившая на ночное дежурство, в отличие от мисс Толстухи была сдержанной и безупречно вежливой. Она сделала ему укол димедрола и ушла.
Измученный болью, Бен почти тут же заснул.
На этот раз ему приснилось, что он едет в своей машине. Шоссе почему-то почти не освещалось. Мимо пронесся огромный черный «лимузин». Бен успел заметить шофера в форменной тужурке, но не было видно, кто сидит на пассажирском месте, – помешало толстое затемненное стекло. Бен чувствовал себя усталым, смертельно усталым. Вдруг под колесами зашуршал гравий. Быть не может, он, значит, уснул прямо за рулем и его занесло на обочину. Скорее вырулить назад, так ведь и в аварию вот-вот угодишь. Вон там впереди, кажется, бензоколонка. Он подъехал, остановился. Ни души. Закрылась уже, как видно. Но неожиданно распахнулась дверь, а из нее галопом вылетела прямо на него лошадь. Крупная лошадь черной масти, таких в экипажи запрягают. Она стремительно на него надвигалась, и ему стало страшно. Он еле успел отскочить – и проснулся, весь дрожа.
– Бен, эй, Бен, что это с тобой? – Эллен сидела рядом, тревожно на него глядя.
– Скверный сон приснился, – пробормотал он.
– Может, мне рядом прилечь, чтобы тебе стало полегче?
Он взглянул на нее. Столько на ее лице заботы, такая на нем написана нежность, она сегодня особенно красивая, просто ангел.
– Эллен, – медленно выговорил он. – Я боюсь смерти.
– Не надо. Не надо бояться, ты не умрешь. Все пройдет.
– Сейчас, может, и пройдет, но мне ведь так мало осталось…
– Не так уж мало.
– Такое чувство, что я совсем дряхлый.
– Это из-за аварии… Начнет подживать, и ты снова почувствуешь себя хорошо, как всегда было.
– Но, Эллен, я правда старый, мне ведь почти семьдесят.
– Для меня ты никакой не старый.
– А знаешь, что мне эта сестра сказала, ну, толстая?
– О Господи, она вообще пример тактичности! Ну, и что же она сказала?
– Я спрашиваю, может, мне бумажку подписать, мол, пользуйтесь моими органами, как надо будет, а она в ответ: «Не нужны нам эти органы, вам же не сорок пять, а которые старше – те без надобности».
– Вот и хорошо, они еще тебе самому послужат.
– Ты что, не поняла ничего? Оказывается, я уже столько лет «без надобности», хотя и не знал. Вот почему я все лежу и думаю, какой же я старый!
– Не надо так, Бен. Тебе еще жить да жить.
– Эллен, но ты же сама знаешь, я умру раньше тебя.
– А я об этом и знать не хочу, и говорить не буду, – она поднялась, давая понять, что тема исчерпана.
– Зато я буду, – он схватил ее за руку. – До нынешнего дня я как-то об этом не думал, а теперь я понимаю, что был жутким эгоистом, когда вошел в твою жизнь.
– Ну прошу тебя, Бен…
– Только я ничего не мог с собой поделать. Ты не представляешь, как я тебя хотел. И для меня все, что у нас было, – как чудесный сон, только он скоро кончится.
Она взглянула ему прямо в глаза.
– Никогда не кончится.
И прижалась к нему губами. «Вот так и надо заканчивать разговоры о смерти», – подумал он, – просто напомнив, что пока они оба живы, оба сознают, что жизнь в них бьет через край.
– Хорошо, – уступил он ей, улыбаясь. – Вернемся потом к этому разговору. А теперь ступай-ка домой, тебе тоже поспать надо.
Он не слышал, как Эллен уходила. Лекарство опять начало действовать, и Бен быстро задремал.
Проснувшись, он увидел, что никуда она не ушла. Эллен посапывала, устроившись на полу рядом с его кроватью.
Глава XVII
– Могу вам быть чем-нибудь полезна? – спросила Эллен, не отрываясь от дисплея. Рядом с ее креслом встала высокая блондинка в очках, поражавших дешевой металлической оправой. Где-то Эллен ее видела, только не помнила, где, да и имя позабыла.
– Можете, даже очень можете.
Ах вот оно что. Голос этот кто же не узнает.
– Здравствуйте, Мэрион. Как поживаете?
– Не скажу, чтобы так уж хорошо.
– Вы, конечно, обеспокоены состоянием вашего отца, но я говорила с врачами, и они считают, что вскоре можно ожидать полного выздоровления.
– Так, стало быть, вы даже говорили с его врачами? – Мэрион и не думала скрывать неприязненных интонаций.
Эллен чуть помедлила.
– Но, видите ли, я ведь их всех знаю…
– Мне казалось, состояние здоровья пациента обсуждают исключительно с его прямыми родственниками.
– Да, но вы не приходили его навестить.
– Еще бы, мне вообще ничего не сообщили, только сегодня утром я узнала от Сары, что произошло.
– Отец не хотел вас беспокоить.
– Вот как? Значит, он не хотел меня беспокоить. А может, это вам не хотелось, чтобы я тут была поблизости?
Глупо, подумала Эллен, и Мэрион явно не сознает, в какое она себя поставила глупое положение. Но пусть не думает, что ей удастся выместить на Эллен свои конфликты с отцом.
– У него в палате, – сказала она, – есть телефон. Он может звонить кому угодно и в любое время».
К этому Мэрион не была готова. Лицо ее вытянулось.
– Послушайте, Мэрион, хочу вам сказать, что я тут человек посторонний. Пожалуйста, выясняйте свои отношения друг с другом самостоятельно.
– Во всяком случае, ваше присутствие этих отношений не улучшает.
– И чего бы вы от меня хотели?
Выражение лица Мэрион смягчилось.
– Можно я присяду?
В Эллен все так и кричало: не связывайся с нею, не связывайся! Ничего хорошего от этих разговоров не будет. Но ведь не откажешь же. Она осмотрелась – в углу, где была полка с журналами, сейчас никого нет: «Пройдемте туда».
Усевшись напротив, Мэрион принялась пристально изучать лицо Эллен, как будто перед нею была пациентка с серьезными нарушениями. Наконец, она заговорила:
– Эллен, вы имеете немалое влияние на моего отца, он вам доверяет и так далее, но… но вы же очень молоды, он старше вас вдвое, не менее, то есть у вас разница в возрасте тридцать пять лет, вы это сознаете? Тридцать пять!
Эллен молча ждала, когда на ее голову упадет топор. И ждать пришлось недолго.
– Неужели вам никогда не приходило в голову, что связывающие вас с отцом отношения могут оказаться пагубными для здоровья – и его здоровья, и вашего?
– Нет, не приходило, – ответ Эллен прозвучал безапелляционно. Да и все равно, что бы она ни сказала, Мэрион с ее точки зрения не сдвинешь.
– Я ведь говорила уже, что я психолог, и у меня большой опыт, – продолжала ее гостья, – так вот, знайте, что существует целая научная теория на тему иллюзий старости: мужчины с годами склонны отрицать то, что неизбежно с ними произойдет, и начинают искать в качестве партнерши все более молодых женщин, ставя над собой совершенно недопустимые опыты.
– А о сложностях в отношениях между дочерью и отцом тоже существует научная теория?
Мэрион напряглась, но самообладания не потеряла.
– Вот что, Эллен, я чувствую, как я вам не нравлюсь… но меня к вам привела исключительно забота об отце. Вы ведете себя крайне эгоистично.