Глава III
Бен припарковался на Седьмой авеню и пешком дошел до ветхого здания за углом, на котором была вывеска «Плаза», – старый кинотеатр, там идут фильмы не новые, зато самые престижные, причем идут ежедневно, без перерывов. Одно время это было очень модное место – все тогда испытывали ностальгию по недавнему прошлому, но эта пора миновала, и последние годы «Плаза» вынуждена вести тяжкую борьбу с Тедом Тернером, который наводнил рынок ерундой, зато очень броско поданной. Пока что в этой борьбе «Плаза» устояла, однако всюду видны боевые шрамы, вот хотя бы афиша – выцвела, потускнела и вообще напоминает кроссворд с незаполненными клеточками:
М рл н Брандо
в филь
П ЛЕДН Е ТАНГО В П РИЖЕ
Пока была жива Бетти, в кино они почти не ходили. Ее привлекал более изысканный способ проводить время – театр, особенно опера. В порядке компромисса решили обходиться вовсе без развлечений.
А если подумать, в браке много глупого, мелькнуло в голове Бена, и все из-за того, что люди постоянно рядом друг с другом. Надо, чтобы и друзья у них были одни и те же, и привычки одинаковые, и способность, в конце концов, выучиться искусству делать то, чего терпеть не можешь, а все оттого, что вы супруги, по-другому не бывает.
Зато как замечательно, когда оба страстно увлечены чем-то, только чтобы действительно страстно. Вот они, например, оба любили танцевать, в школе участвовали – и потом, когда он вернулся с войны, тоже, даже побеждали – в танцевальных конкурсах. Он, бывало, шутил, что для того и женился на Бетти, чтобы не распался такой замечательный дуэт. А дуэтом они действительно были замечательным. Похоже, на площадке для танцев они провели друг с другом времени больше, чем в постели. Оба они вот это и любили – поехать в ресторан, где хороший оркестр, и танцевать, танцевать до самого закрытия. Потом пооткрывали дискотеки и стало трудно находить местечки, где бы им с Бетти нравилось; даже у Лоренса Уэлка теперь стоял автомат, так что за настоящей музыкой приходилось ехать и ехать десятки миль на юг по штату Нью-Джерси или, наоборот, в горы Кэтскил на севере на какой-нибудь старый курорт.
А потом Бетти стала «скверно себя чувствовать». Они, ясное дело, поначалу не знали, что у нее настоящая болезнь, просто Бетти сделалась невыносимой и часто устраивала скандалы, причем публичные. Время как бы замерло для них на долгие восемь лет, пока она сражалась с демонами слишком страшными, чтобы их можно было себе вообразить, а он беспомощно наблюдал за ней со стороны.
Но теперь все кончилось. Все. Он повторял это снова и снова, чтобы подавить в себе воспоминания и не переживать этот кошмар заново. Бетти больше нет, а он еще жив. И он приказывал себе: не оглядывайся, просто существуй!
– Не проходите мимо своей удачи.
Голос, донесшийся откуда-то снизу, перебил мысли Бена. На тротуаре, привалившись к стене кинотеатра, сидел бородатый мужчина средних лет в истрепанном пальто горохового цвета, тренировочных штанах и кроссовках без шнурков – они были какого-то странного вида, явно не американские. Правую, испачканную в грязи руку он протянул в направлении Бена, зажав в кулаке билетик, а левой поглаживая мышку, высовывавшуюся у него из-за отворота. «Не проходите мимо удачи», – повторил он.
По лицу его блуждала улыбка и выражение было такое… такое… ну как это описать? Доброе? Наверное. Во всяком случае Бен, не удержавшись, улыбнулся ему в ответ.
– И сколько?
– Это как вам совесть велит, – пресерьезно сказал бородач, а потом добавил: – Только уж никак не меньше четвертака.
Бен протянул ему доллар.
Бородач хотел что-то сказать, но тут на него напал мучительный кашель. Он протянул Бену билетик. Там стояло: «Да хранит вас Бог».
– Сколько раз вам говорить, что с кашлем шутки плохи! – послышался строгий женский голос. Обернувшись, Бен увидел, что к ним подходит молодая женщина с веселым выражением лица и смеющимися карими глазами, – неужто она и вправду такая суровая?
– Ах, мисс Эллен, простите меня, – бородач, стало быть, с нею знаком.
– Вы пьете таблетки, которые я вам дала?
– Ну ясно, пью.
– Поймите же, у вас воспаление легких начнется.
– Как-нибудь не начнется.
– Хорошо, Джелло. Увидимся в воскресенье. – Она помахала ему рукой.
Джелло в ответ поднял ладонь.
– Непременно, мисс Эллен.
Что за странные разговоры, черт побери! Бен увидел, что она тоже направилась к окошечку кассы. Наблюдал, как она роется в сумочке.
Нервничает, сразу заметно, причем нервничает все сильнее. «О Господи, – пробормотала она чуть слышно, – доллара не хватает. Только этого еще недоставало сегодня! Ну и денечек выдался».
– Послушайте, мисс, вы задерживаете других, – злобно зашипела прыщавая кассирша. – Берите билет или отойдите.
– Ой, извините, – понурилась она и отступила назад. Бен торопливо просунул в окошечко двадцатидолларовую бумажку:
– Позвольте мне. Видите ли, мне сейчас выпал счастливый билетик…
– Нет-нет, что вы, – вид у нее был смущенный.
– Позвольте, прошу вас. Я не допущу, чтобы вы, как тот ваш друг с мышкой, просили на улице. – Он повернулся к окошку кассы: – Два билета, прошу вас.
– У вас ведь скидка по старости, да? – уточнила девчонка за окошечком.
– Два билета за полную стоимость. – Вид у Бена сделался угрожающим.
– Разумеется, разумеется. Просто хотела выяснить.
– Вот и выяснили, – оборвал ее Бен. Уж пять лет, как для него предусмотрена эта скидка, но он все никак не примирится с тем, что пришло время ею пользоваться, и возмущается всякий раз, как ему об этом напоминают. Один из билетов он протянул своей новой знакомой.
– Спасибо, – сказала она, улыбаясь, и протянула ему руку, – меня зовут Эллен Риччо.
– Бен Джекобс, – представился он, с удивлением отметив, какое у нее твердое пожатие.
Они вошли в зал, и тут Бен не удержался и спросил с любопытством:
– А как вышло, что вы с ним знакомы?
– С кем?
– Да с этим, который продает билетики на углу. – Он через стекло показал ей на бородача, который поднялся, собираясь уходить.
– Ах с Джелло. Ну, он один из тех, кого я регулярно опекаю.
Регулярно? Видно, она из этой службы, которая раздает бездомным лекарства и талоны на обед. Только что-то не похоже, чтобы она в каком-нибудь благотворительном фонде работала, держится не так. Хотя по виду ничего ведь не определишь.
Уже раздвигался занавес перед экраном, когда они нашли свои места где-то в середине зала. Она сказала, что для нее здесь в самый раз. Бен, чуточку поколебавшись, сел в том же ряду, но через два места от нее.
Зал был почти пустой. Сразу за ним сидела парочка – видно, из этих, благополучных, – чавкая, они жевали попкорн, а дальше налево о чем-то возбужденно переговаривались панки, сплошь утянутые в кожу. Но погас свет, и они угомонились.
С самого начала Бена посетило чувство разочарования. «А я думал, это мюзикл», – пробормотал он негромко, но так, что Эллен услышала. Она бросила на него изумленный взгляд. Парочка сзади дружно хмыкнула.
Ему подумалось: «А не уйти ли?» – но тут фильм начал его захватывать. Начало, эта эротическая сцена, когда она приходит на квартиру, просто потрясающее. Такая красивая девушка бродит из комнаты в комнату по пустым апартаментам, и вдруг, бах! и она уже на полу, даже не разделась, а этот, которого она первый раз в жизни видит, залез на нее, и все остальное.
Он покосился на Эллен – само внимание и сосредоточенность, во все глаза смотрит на экран, губа закушена от напряжения.
Панки, увидев голые груди Марии Шнайдер, которая с сильным французским акцентом что-то говорила Марлону Брандо, громко зашикали. Бен вслушивался в эту ее странную речь, что-то вроде: «Я такая кусная, кусная зайка, а ты вольк, да? Такие руки твои сильные».