Вернувшись в кабину машины, он замечает кратко:
— Хаит будет.
И вскоре мы остановились у белого мраморного памятника, изображающего скорбящую женщину. Омон показал на покрытые редким кустарником холмы.
— Вот здесь стояло селение Хаит. Больше двух тысяч жителей, — пояснил он на плохом русском языке. — В одну минуту его завалило. Никто не спасся.
Гигантский оползень — часть горы — сошёл на селение неожиданно. Погибли все, кто был. И по сей день на горе виден свежий срез, отличающийся более светлым тоном от окружающих склонов.
Струков фотографирует (он делает хорошие фотографии, вполне профессиональные, но применения они почему-то не находят). Я ничего не снимаю просто так, «на память», мои фотографии идут в дело. Борис же снимает лучше меня, у него есть вкус, и он отлично разбирается в фотоаппаратуре, но его фотографий никто не видит. И всё у него так. Работает с гляциологами, делает не меньше других и ту же самую работу, но результаты её почему-то не имеют к нему никакого отношения. Статей он не пишет и диссертаций не защищает. Когда Рем Викторович приезжает в Азау на лавинную станцию, Борис не выходит его встречать и приветствовать, хотя любит Хохлова не меньше других. Рем Викторович понимает его и всегда сам приходит к Струкову поздороваться, узнать, как он живет, потолковать. Они вместе ходили в горы. Удивительное дело, когда на станцию приезжает факультетское начальство, то все чувствуют определенное напряжение. Идет подготовка к встрече, волнение, суета... А Рем Викторович приезжает - всё спокойно. Ничего он не требует, никого не отчитывает, всем доступен. Он друг и желанный гость.
В Джиргитале, милом зелёном городке на границе Таджикистана и Киргизии, нас уже ожидали прилетевшие самолетом ребята, Первыми лететь на ледник Фортамбек с грузами и для установки лагеря Николай Николаевич поручает Вадиму Павлову и мне. Конечно, неплохо бы отдохнуть от впечатлений дороги и от тряски, переночевать в Джиргитале на высоте двух тысяч метров для постепенной акклиматизации, но отказаться я не могу. Коля не приказывает, он как бы делится своими соображениями. Тихим, спокойным голосом. Вадим знает место, у меня — опыт организации лагерей, нам и карты в руки.
Манера Володичева руководить экспедицией для меня нова и неожиданна. Такое впечатление, что всё делается само по себе. Полнейшая демократия — университетская традиция. Все заботятся о деле, все одинаково инициативны, никто не ждет никаких распоряжений. Мне приходилось руководить альпинистскими лагерями и экспедициями, но я впервые встречаюсь с таким стилем руководства. Надо сказать, он мне нравится. К тому же в этой экспедиции - я человек новый, а такой порядок заведён в университетских делах издавна. Кое-что поразило меня ещё в Москве при подготовке выезда. Я тогда спросил у Володичева:
— А кто у нас отвечает за альпинистское снаряжение?
— А зачем отвечать? — посмотрел на меня без улыбки Николай Николаевич.
— Каждый знает, что ему нужно.
— Да, но мы же должны знать, что у нас есть и чего нет. Хотя бы из группового снаряжения.
— Зачем? — он как бы советовался и раздумывал вместе со мной. — Если чего не хватит, возьмем в международном лагере или у Машкова, у наших соседей. Правильно?
И меня покорила его спокойная уверенность, несуетливость, ибо всё шло как надо, все одинаково работали, никто не уклонялся и не отлынивал, никто не кивал на другого. Владельцы автомобилей свозили грузы ко мне в Зоологический музей МГУ, другие закупали продукты, третьи упаковывали и заколачивали ящики. Николай Николаевич на редкость спокойный человек. Когда разговариваешь с ним по телефону, кажется, что он положил трубку, так долго он молчит перед тем, как ответить. Он небольшого роста, крепкого сложения, с выпяченными губами и светло-русыми волосами. Мне все больше и больше нравится наш начальник. Я даже раздумываю над тем, что неплохо было бы мне в своей прошлой деятельности вести себя так, как он: достойно, несуетливо, спокойно.
Может быть Коля подражает Рему Викторовичу? Никто из нас и никогда не видел Хохлова суетящимся, спешащим, раздраженным. Хотя... два раза видели его очень даже сердитым. Это было прошлым летом. В 1976 году Рем Викторович с нашими же ребятами делал восхождение на пик Коммунизма. Раньше их вышли группы иностранцев. Один австриец тогда сорвался и погиб, а трое, не дойдя до вершины, «схватили холодную ночевку» и поморозились. Двое из них еще могли кое-как двигаться, а у третьего руки-ноги почернели и наступил явный сдвиг в психике. Следом за ними на Большую гору поднимались их же товарищи — австрийцы со знаменитым Шмуком во главе. Подошли к ним, посмотрели, оказали кое-какую помощь, но спускаться не стали, оставили их и пошли дальше, к вершине. Следующими к потерпевшим подошла наша группа: Иван Богачев, Рем Хохлов, Нурис Урумбаев, Андрей Мигулин, Леша Шендяйкин, Лёва Добровольский, Борис Струков и Эдик Мысловский. Подняли они бедолагу и потащили скорее вниз. Парень остался жить, хотя и без пальцев, но наши лишились из-за него восхождения.