Н а д я. Посмотрим, кто из него вырастит… Может вандал, который квартирки поджигает.
Т а м а р а. Ты дура! Я сейчас не спрашиваю, а говорю, что ты – дура! Хоть глаза раскрой, к тебе дочь пришла, а ты всякую белиберду городишь.
Л а р и с а. Хватит уже.
Н а д я. А я ей все скажу! Ну что, доченька, как тебе чаек? Правда, хороший?
Л а р и с а. Да, мамочка, чаек и вправду хороший. Крепкий… Черный…
Н а д я. А тибетские чаи только такие бывают.
Л а р и с а. Надо же… никогда не пила тибетский чай.
Н а д я. Тебе может еще налить?
Л а р и с а. Не стоит. (Встает из-за стола, направляется к двери.)
Н а д я. Уже уходишь? Как жалко! Ну ничего, вечером я тебе покрепче чаек заварю. До свиданья, доченька. (Закрывает дверь.)
Пауза.
Т а м а р а. Ну и что это было?
Н а д я. А что такое?
Т а м а р а. Я тебя спрашиваю.
Н а д я молча отходит к окну.
Т а м а р а. Надя, послушай, девочке нужно успокоиться, прийти в себя.
Н а д я. Прийти в себя… После чего?
Т а м а р а. Она разводится.
Н а д я. Ты не понимаешь… Ты действительно ничего не понимаешь!
Т а м а р а с удивлением смотрит на сестру.
Н а д я. Она ведь хочет избавиться от сына.
Т а м а р а (смеется). Перестань, она хочет, чтобы он с нами пожил…
Н а д я. Да иди ты! Я ей на полном серьезе, а она…
Т а м а р а. Надя, это, как-никак, твоя дочь.
Н а д я. Да ежели б я знала, что она станет такой, я бы ни за что в жизни… (Неожиданно прерывается.)
Т а м а р а. Что?
Н а д я (помедлив с ответом). Не родила бы ее.
Т а м а р а. Дура ты, прости Господи! Она, небось, прощение просить приходила…
Н а д я. Ага, попросила. Спустя три года. Но только знаешь что, мне ее прощения не нужны!
Т а м а р а. Вот скажи мне: что она тебе сделала?
Н а д я. Что она сделала? Что она сделала? А я тебе скажу, что она сделала!
Т а м а р а. Надя, я и так все прекрасно знаю! Ты из-за нее потеряла квартиру… Но ведь это неважно! это было три года назад!
Н а д я. Потеряла квартиру? Да она меня убить хотела! (После паузы.) Потеряла квартиру… Нет, ты только представь, как твоя родная дочь поджигает тебя в этой квартире. Что бы ты тогда сделала? Но у нее-то хоть оправдание имеется!
Т а м а р а. Да какое еще оправдание?
Н а д я. Она ненормальная. С нее никто не спросит. А с этой?
Т а м а р а. Надя, замолчи! Ты не понимаешь? Это все неважно. Важно то, что находится внутри чело…
Н а д я. Да-да-да… Надеюсь, что ты права. Но только это нахер никому не надо. Каждый живет так, как ему хочется. Тому пример – Лариса.
Т а м а р а. Надя, примером являешься ты. (Идет в коридор.)
Тишина.
Н а д я. За ней побежала?
Т а м а р а (одеваясь). Нет.
Н а д я. Ну-ну…
Т а м а р а. Это твоя дочь. У меня внук есть. Вот за ним и пойду.
Т а м а р а уходит. Н а д я немного постояв у двери, идет в комнату. Затемнение.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Вечер того же дня. Сестры сидят на кухне. Л е н я в комнате играет на скрипке.
Т а м а р а. Ты смотри, дождь прекратился.
Н а д я. А надолго ли?
Т а м а р а. Не знаю. Три дня шел не умолкая. Вон, у соседей все погреба затопило – до краев: открывают, а там картошка плавает.
Н а д я. Да уж! погодка нынче не на шутку разгулялась…
Раздается стук в дверь.
Т а м а р а. Пришла.
Н а д я. Смотри, как бы она тебя без хаты не оставила.
Т а м а р а. Перестань! Леня, пойди, открой. (Снова сестре.) Ну чего ты завелась? Не трави ты себе душу, – слышишь? Ты же любишь ее, я это знаю! я это вижу!
Повторный стук.
Т а м а р а. Не слышит что ль? (Кричит.) Леня!
Л е н я (из комнаты). Ну че надо-то?
Т а м а р а. Я те щас покажу «че надо»! Дверь открой, стучаться.
Л е н я. Щас.
Т а м а р а. Не «щас», а сейчас же!
Л е н я. Щас открою… (Медленно подходит к двери.)
Т а м а р а. Откроет он… я помру, а он даже не заметит.
Л е н я. Кто там?
Т а м а р а. Да открывай ты уже! Чего спрашиваешь?
Л е н я (открывает). Это Лариса пришла. Привет, Лариса.