Тьфу на них! Не будем отвлекаться! – одернул себя Митрофан. – Вернемся лучше к Мадам Бовари!
Открыла гражданка Мышкина (по паспорту именно Мышкина) свой притон в 1999 году при поддержке мужа Мышкина Алексея Сидоровича по кличке Моцарт. Сей господин, очень известный в криминальных кругах вор, ныне отбывает семилетний срок в известной по песне Круга Владимирской тюрьме. Покойная Афродита когда-то была любовницей Моцарта и общалась с ним очень близко. Даже в день ареста была при нем. Не пострадала при перестрелке только потому, что спряталась за свою подругу, погибшую в тот же день под пулями…
Эти факты стали известны старшему следователю Голушко из разговора с коллегой – капитаном Ленским, в свое время занимавшимся делом Моцарта. От него же он узнал о том, что «Экзотик» не просто бордель, а элитный бордель, клиентом которого можно стать только по рекомендации одного из постоянных гостей. Мало того, «Экзотик» указан в секс-путеводителе по России, и славится своими девочками не только в родном городе, регионе, стране, но и за границей. При этом деятельность борделя так законспирирована, а Мадам Бовари так тщательно хранит секреты (свои, своих проституток, клиентов, покровителей), что никто толком не знает, сколько человек на нее работает, сколько она платит за законную крышу (в криминальной крыше жена Моцарта не нуждается) и кому…
Естественно, в международное гнездо разврата под названием «Экзотик» придется идти ему, Митрофану Голушко – больше некому! И идти надо завтра, чтобы времени не терять.
А хуже всего то, что эта стреляная воробьиха Мадам Бовари терпеть не может ментов, засадивших ее драгоценного муженька за решетку, поэтому на разговор по душам можно не рассчитывать.
Пока Митрофан размышлял на эти далеко не приятные темы, время перевалило за девять. Скоро спать – а отца еще нет! Как пить дать, у очередной дамы сердца завис… С ним такое иногда бывало. Конечно, теперь Базиль не тот ходок, что раньше, но даже в неполные семьдесят лет старший Голушко был весьма активен. Секс раз в неделю – это обязательно! По мнению Базиля, именно регулярные занятия любовью позволяют сохранить молодость и здоровье. Секс, а не раздельное питание, голодание, отказ от табака, алкоголя, холестерина! Об этом он постоянно твердил сыну, надеясь, что тот закончит, наконец, влачить монашеское существование и заведет постоянную любовницу. Эх, если бы отец знал, что у Мити не бывает даже случайных женщин, он пришел бы в ужас! Ему не понять, что Митрофан так обжегся на кипятке, что теперь на воду дует…
Под кипятком младший Голушко подразумевал свою бывшую супругу Сонечку, жизнь с которой до сих пор представлялась Митрофану сплошным кошмаром! Полугодичным кошмаром! Главное, Митрофан сам не мог понять, что его так ужасало в Соне. Жена не делала ничего, что могло бы взбесить любого другого мужчину. Более того, она выполняла свои женские обязанности с большой охотой и душой (за исключением супружеских – ночами она любила декламировать стихи, так что на любовь времени не оставалось!), старалась угодить, развлечь, посочувствовать. Но почему-то именно эта готовность услужить, эта мягкость, эта правильность его бесили больше всего! А еще он ненавидел ее пироги! Каждый вечер, поглощая Сонино печево, он мечтал об отцовских супах, незамысловатых запеканках, макаронах по-флотски…
Каждую ночь грезил о спокойном сне, без звукового сопровождения.
Каждое утро, собираясь на работу, он представлял себе, как вернется вечером домой, а Сони нет – ушла. Не важно, куда: в монастырь, к маме, к другому… Только бы ее не было в его квартире!
Но его мечты не сбывались – жена по-прежнему встречала Митю вечерами у двери, кормила пирогами, делилась своими дурацкими новостями, читала вслух газеты, комментировала фильмы. Трещала, трещала, трещала, не замолкая даже в кровати!
Митрофану стало казаться, что он попал в ад! Однако ему даже в голову не приходило, что есть простой выход из ада – развод! Патологически порядочный, жутко несовременный, совестливый, ответственный, честный Митя считал, что раз он лишил девушку невинности, то обязан на ней жениться. А коль женился, должен жить, неся этот крест до конца своих дней… Так бы и нес, если бы не отец! Спасибо ему, вовремя вмешался – вдолбил дураку, что развод единственный выход. Иначе Митрофан либо в психушку бы угодил, либо в тюрьму – за непредумышленное убийство жены…
Теперь старший следователь Голушко холостяк. Счастливый холостяк. Только одинокий. Потому что по-прежнему порядочный и несовременный. И считает так: раз он больше не хочет жениться, значит, незачем заводить отношения с порядочными женщинами. А с непорядочной, то есть проституткой, Митрофан не смог бы переспать даже под дулом пистолета…
Финальную точку в его размышлениях поставил хлопок входной двери – это вернулся отец.
– Папа, ты? – прокричал Митрофан, вставая с табурета и зажигая газ под кастрюлей с рассольником.
– Я, кто ж еще, – проворчал Базиль от двери.
– Суп будешь?
– Буду, я голоден…
Базиль вошел в кухню, мельком глянул в раковину и покачал головой:
– Опять из кастрюли лопал? Неужели нельзя в тарелку налить?
– Я наливал…
– Не ври уж! Если бы наливал, то грязная тарелка сейчас бы в мойке стояла… – Отец подошел к плите, поправил косо лежащую на кастрюле крышку. – Неаккуратный ты, Митя, просто какой-то кошмар! Вот умру я, кто будет за тобой убирать? Грязью ведь зарастешь…
Митрофан чмокнул отца в сухую щеку, чтоб тот перестал бурчать.
– Или от гастрита загнешься! – уже более миролюбиво продолжил Базиль. – Жрешь всякую гадость! Мюсли какие-то, сыр с тухлятиной…
– С плесенью.
– Один черт! – Отец достал из холодильника овальную тарелку, на которой была красиво уложена селедка, посыпанная кольцами лука. – Вот что есть надо! Да с жареной картошечкой, да под водочку! Будешь?
– Селедку буду, а водку нет.
– Ну и дурак, – беззлобно сказал Василий, наливая себе в пятидесятиграммовую стопку водки. – Алкоголь, знаешь, какой полезный! Особенно в малых дозах…
– Папа, я твоих лекций относительно полезности всяких вредных продуктов прослушал уже не мало, так что давай спокойно поедим…
– Вредных продуктов, – передразнил сына Базиль. – Плесень, значит, полезна, а чистейшая хлебная водка нет?
– Нет.
Базиль раздраженно махнул рукой и залпом выпил свои пятьдесят граммов. Крякнул, занюхал луком, посидел несколько секунд неподвижно, потом отправил в рот кусок селедки, одно колечко репчатого и со смаком и хрустом стал жевать…
– Ты где был? – спросил Митрофан, вяло обкусывая ломоть батона – отец всегда нарезал огромные куски, говорил «большому куску рот радуется. – У своей драгоценной подружки Аделаиды?
– Нет, соседскую кошку с дерева снимал… Она, дура, забралась на самый верх, а слезть не могла…
– Ты что же, за ней на дерево полез?
– А что такого?
– Надо было кого помоложе попросить…
– Вас допросишься! Одному некогда, второй высоты боится, третьему пузо мешает… А у меня время есть, а остального нет, вот я и полез… – Базиль задрал рукав рубашки, продемонстрировав свежую царапину на запястье. – Видал! Боевые раны!
– Надо обработать перекисью, – обеспокоился Митя.
– Уже обработали, не боись, – Базиль, видя недоумение на лице сына, пояснил с улыбкой. – Хозяйка кошки… Очень заботливой женщиной оказалась…
– Папа, ты неисправим! – простонал Митрофан.
– Ты тоже, – Базиль кивнул головой на подоконник. – Дело домой приволок? Опять всю ночь будешь рапорты читать и на жмуриков пялиться?
– Нет, не буду. Меня от этого дела уже тошнит…
– Сегодняшнее?