Можно умереть от скуки и безысходности. Этот город в точности таков, каким он был в далеком 1987-м, — и нет никаких сомнений! Она действительно шла по этим улицам, как если бы шла по улицам любимого Киева еще позавчера. И пусть это не укладывалось ни в какие рамки, но это происходит с ней! Значит…
Значит что?
Так выглядит АД, Лера!!! Как тебе такая версия?!! Ха-ха-ха, ты же не думаешь, что попала бы в рай, дорогуша?
Либо еще ужаснее! Ты только представь: тебе прийдется пережить все заново! Заново!!! Закончить школу, поступить в институт, рвать задницу на конкурсах, убиваться для карьеры! И самое страшное — жить в Совдепии!!! О, Боже! Лучше в саму Геенну! Лучше к чертям, они ей что дети малые после всех ее конкурентов и кредиторов! Любые пытки — хоть в котел, хоть в пасть самого смердящего демона, ничего не страшно после индустрии моды!!!
— Да-да! Вы, там, — воскликнула Лера, — лучше отправьте меня куда положено! А то, клянусь, я вам еще устрою тут Садом и Гоморру!!! Слышали?!! Я не шучу! Даже у вас нервов не хватит! Вы забыли, с кем имеете дело?
Она стояла посреди пустынного тротуара, грозно размахивая руками, как актер перед затихшей публикой.
— Молчите? Бросили меня тут — и молчите?!! Пеняйте тогда на себя!..
Она не собиралась мириться с действительностью. Она либо развеет сон без остатка и вернется, куда ей положено, либо пусть пропадает все пропадом! Вот такая она — Валерия Черноус!
— 4
Забавно было войти в кафе, подойти к пожилой паре и попросить их купить ей поесть. Они смотрели на нее удивленными глазами, но возражать не стали. Она сказала, что забыла деньги дома и сильно хотела кушать. В общем, это не было ложью, она действительно нагуляла приличный аппетит, но идти на обед домой не возникало равно никакого желания. Так она не только смогла удовлетворить голод, но и проверить, сколь много ей сойдет с рук в этой новой реальности. Что ж, начало неплохое!
Только теперь она поняла, что ее снедает голод совершенно другого рода. Под «ложечкой» сосало от нестерпимого желания мстить и пакостить.
Проходя мимо маленького базарчика, она увидела лоток с яблоками, подхватила одно и демонстративно откусила. Продавщица поняла, что девушка не собирается платить и пригрозила, что позовет милицию. Лера преспокойно дожевала яблоко, брызгая соком и глядя на нее в упор. Женщина оказалась настолько шокирована ее поведением, что только растеряно отвернулась, не вполне убедительно возмущаясь, и слишком сосредоточенно принялась копошиться в ящиках с овощами.
— Я так и думала, — с презрением бросила Валерия, взяв еще одно яблоко.
То же самое она проделала, подойдя к столу, на котором горками возвышались семечки. Зачерпнула несколько больших пригоршней и, не отрывая взгляда от изумленного продавца, наполнила ими свои карманы. Он даже словом не обмолвился.
Ничего не изменилось и тогда, когда она вырвала из рук какого-то толстяка стакан с газировкой, который он только-только взял из автомата. Она сделала глоток и с отвращением сплюнула:
— Это что еще за дрянь?
Она смотрела на него с откровенным вызовом, но он как будто окаменел и лишь недоуменно таращился. Лера с ненавистью разбила стакан об асфальт.
— Да здесь одни клоуны, я погляжу!
Она поняла причину столь сильного их потрясения, когда проходила мимо витрины кондитерского магазина и поймала свое отражение. Она тщательно пыталась разглядеть в стекле Валерию Черноус, королеву эпатажа. Но там была лишь хрупкая девочка с длинной косой, в синей болоньевой куртке нараспашку и школьной форме.
Ком подкатил к горлу. К этому невозможно привыкнуть. Просто никак! Она закрыла на миг глаза. А стоит ли к этому привыкать? Так или иначе, все это дурацкое недоразумение, дурной сон! Вот увидишь, Лера, вот увидишь…
Она открыла глаза и снова взглянула на юное невинное создание. Что, интересно, думали продавцы? Что она сбежала из интерната? Голодная и злая девочка-подросток? Ей все равно, что на нее накричат или позовут милицию? Да кто ж из нормальных людей станет звать милицию при виде голодного ребенка?!!
Но невинное круглолицее отражение коварно улыбнулось ей. Взгляд остановился на множестве интересных лакомств, красиво разложенных на витрине. Девочка облизнулась.
Какие они были на вкус — совдеповские сладости? Хоть убей — не вспомнить!
Лера вошла в магазинчик, в котором было довольно многолюдно. Люди покупали торты, пирожные, конфеты и другое кондитерское изобилие большими коробками. Запах кремов, шоколада, миндали, свежей выпечки и ванили вводил в состояние транса. Обычно Лера крайне редко позволяла себе пиршество из сладких калорий, но чего ей бояться сейчас — крохотульке весом в сорок килограмм?
Тут не все было так просто, как на улице у лотков. Но от того лишь забавнее.
За высоким прилавком стояли продавцы в белых фартушках, которых было не просто обмануть и которые паковали сладости тому, кто уже расплатился. Только Лера и не думала отказываться от идеи распробовать лакомства прошлого.
В голову ей вдруг пришла совершенно гениальная мысль. Она приблизилась к мужчине у края очереди и опустив глаза, изобразив смущенность и печаль настолько, насколько сумела, потрогала его за локоть и тихим, совсем робким голосом произнесла:
— Я воспитанница интерната, сегодня у меня день рождения. Мои родители должны были встретить меня здесь и купить сладостей. Но…
Она театрально прикусила губу.
— Но они не пришли… А мне так мечталось, что я попробую нежного эклера с заварным кремом…
Мужчина уставился на нее с совершенно тупым выражением, брови его поползли на лоб:
— Девочка, как не стыдно попрошайничать? Иди назад в интернат!
— Неужели вы совсем обеднеете, если купите ребенку немного эклера? — Лера даже возмутилась.
Он нагнулся к ней, стремясь говорить потише, потому что люди в магазине все как один повернулись к девочке, и он явно не горел желанием привлекать к себе внимание. На лице отобразилась ханжеская строгость, но только он открыл рот, бабуля, что стояла впереди него, взволнованно спросила:
— Ты хочешь эклера, деточка? Сколько, милая? — и полезла трясущимися руками в свой старенький кошелек.
Не успела Лера что-либо ответить, как к ней обратилась еще одна женщина, явно жена военного, определила она по ее негнущейся прямой спине, строгому, но элегантному костюму из шикарного твида, высоко поднятой голове и по лицу, преисполненному высочайшего достоинства. Никаких эмоций, когда она сказала:
— Давай я тоже что-то куплю, выбирай.
— А эти чудные «каштаны» ты пробовала? — отозвался кто-то из дальнего угла магазина.
— А трубочки? Может, хочешь козинак, рахат лукума или пряников в глазури?
Лера только удивленно кивала, чувствуя, как во рту образуется слюна.
Продавщица, которая сначала намеревалась завернуть ее пирожные в бумажный пакетик, все же передумала и взяла небольшую коробку. Все взгляды добрых людей в магазине были обращены на нее, на то, как аккуратно она складывает сладости для бедной девочки. Негоже было оплошать под этим пристальным надзором, и, поколебавшись самую малость, продавщица добавила в коробочку еще и несколько конфет от себя. Вторая продавщица сыпнула ирисок.
Какое благородство! Какая святость! Казалось, даже запах в магазине стал слаще и ароматнее от сердечности этих граждан.
Лера с трудом сдерживала себя, чтобы не расхохотаться во весь голос, чувствуя, что почти уже не способна владеть своим лицом и вот-вот ее перекосит. Она низко пригнула голову, что больше походило на стыд и смущение, и с силой сжала губы, чтобы сквозь них не прорвалось ни звука.
Мужчина стоял с ошарашенным видом.
— Вы хотите, чтобы она одна все это съела и заболела? — спросил он в конце концов. На него мгновенно зашикали, стремясь пристыдить такую явную бесчувственность, так удачно подчеркивающую при этом их собственную щедрость.