После этого, максимум, что ему полагалось — не слишком внушительная пенсия и несколько часов в неделю в качестве учителя ДПЮ в периферийном училище.
Да, она поняла, хоть и поздно, какую травму это нанесло его душе.
Сама фортуна, не проявив ни жалости, ни сострадания к лучшему из своих сыновей, списала его, как битую пешку в неумолимой игре человеческих судеб. Как если бы его подвел ремень безопасности и он просто выпал из собственного ковша, ему одному предназначенного в этой гигантской карусели. И так, если бы невесомость и разлад стали отныне естественным положением дел, неудачи отца с того печального момента лишь начинались…
Мечта построить дом для семьи обратится в прах. Он с трудом выбьет участок земли, с невероятными усилиями начнет застройку, которая затянется на десятилетия. Будет вынужден без конца экономить. А потом грянут известные всем перемены 90-х и у него практически отберут этот недостроенный клочок земли, который придется отстаивать из последних сил, собственной грудью, а всевозможные знакомства и заслуги прошлого уже ничего не будут значить. И этот человек переживет еще немало боли. Но так и не достроит свой дом. А ее подарок встретит, как очередную насмешку судьбы…
Сейчас Валерия стоит перед дверью его комнаты и этого всего еще не случилось. Пускай все сон. Ему снова пятьдесят два. Депрессия укоренилась, а болезнь превратила его в инвалида. Но он здесь. Он здесь…
Первое, что пришло в голову и она посчитала это вполне подходящим — приготовить ему обед. Единственное, что она действительно умела хорошо готовить, по крайней мере когда-то, — пицца. Идея настолько вдохновляла, что Лера, окрыленная желанием сделать все как можно лучше, принялась переворачивать ящики на кухне.
Никакой экономии! Томаты. Много сыра! А вот сыра то и нет, обнаружила она с досадой. Ладно. Магазин!
Уже практически выходя из квартиры, она спохватилась, что у нее нет денег, — все, что нашла, отдала вчера Наде. Побежала искать свою копилку. Там оказалось не густо — пятьдесят копеек. Это мало или много, задумалась Лера. Как ни пыталась она вспомнить и подсчитать, уверенности не было.
Но и сдаваться из-за такой ерунды не собиралась.
Она вернулась к двери папиной спальни и в этот раз постучала. Подождав и не получив ответа, на всякий случай перекрестившись и сплюнув через плече, рискнула войти.
Он сидел на стуле перед окном и смотрел куда-то вдаль.
При ее появлении даже не шелохнулся. Сердце Валерии невольно подпрыгнуло. Когда же она решилась заговорить, голос просто пропал. Она растерянно кашлянула и позвала:
— Пап…
Он резко обернулся и комнату словно заполнил холодящий душу мрак.
В первую секунду показалось, что отец смотрит на нее с осуждением и ненавистью. Или, может, он злится, что она вошла, не получив разрешение? Или не узнал? Кажется, он вовсе не смотрит на нее, а просто сквозь…
Лера почувствовала, что мышцы сковало от жуткого смятения. С минуту отец смотрел на нее этим неопределенным, неморгающим взглядом, но потом словно встрепенулся, и лед в его глазах раскололся. Он настолько ушел в свои мысли, что ему потребовалось время, чтобы оторваться от них.
Господи, подумала Лера, страшно даже предположить, что это были за мысли!
Да и вряд ли он сильно отвлекся. Кажется, только немного выглянул, как улитка из ракушки, готовый вот-вот вернуться назад.
Он молча смотрел на нее и Лере пришлось всеми силами заставить себя преодолеть конвульсии в каждой мышце. Натянуть на лицо более-менее нормальный, без признаков помешательства вид, и стараться говорить беззаботно.
— Я хочу приготовить пиццу. — Она почувствовала, как хрустнули костяшки ее сплетенных пальцев. — Нужно идти в магазин, только я не знаю, хватит ли мне денег.
Отец, кажется, не сразу понял, что она ему сказала. Все так же отстраненно смотрел на нее несколько мгновений, потом задумчиво спросил:
— Пиццу?
— Да. Это американское блюдо, тонкое тесто, на котором…
— Это итальянское блюдо, — поправил он.
— Точно! Надо же, я совсем забыла… — пролепетала Лера, с неимоверным трудом пересиливая страх в голосе. — Оно сейчас очень популярно в Америке… хотя нет… оно везде популярно…
— Где ты научилась ее готовить? — спросил он с некой подозрительностью, или ей просто показалось.
— В школе! — ответила она слишком быстро, но от этой невинной лжи под взглядом отца сделалось невыносимо дурно, и к своему ужасу и удивлению, она почувствовала, что к щекам резко хлынула кровь.
«О, Боже, я покраснела!!!»
В его глазах вспыхнуло на миг удивление:
— В школе учат готовить пиццу? — Но интерес его пропал еще быстрее. — А что, мать не приготовила ничего? — Это уже было сказано с усталостью, такой тяжкой, что стало ясно, насколько ему не терпелось снова остаться одному.
Лера понимала, что ее настрой начнет вот-вот гаснуть, и тогда из шикарной идеи образуется пшик.
— Борщ, — проронила она без энтузиазма. — А пиццу я обещаю сделать такую, что просто пальчики оближешь!
Она улыбнулась, но отец все так же смотрел на нее невидящими глазами.
— Мне только денег вроде бы не хватает, — сказала она, понимая, что радость в голосе тает, как масло на сковороде.
— Так возьми, — он слабо кивнул в сторону шкафа, будто даже это движение было едва ли ему под силу.
Опущенные худые плечи, изможденное лицо, потухший взгляд, и даже, казалось, высокая залысина на его голове единогласно убеждали ее в том, что этот человек доживает свои последние часы.
«Нет, папа, нет, — хотелось ей бросится к нему, — у тебя еще много лет в запасе! Не ставь на себе крест, умоляю! В тебе больше нет прежней силы, но ты еще на многое способен. И я знаю точно, если ты прекратишь сам себя истязать и носить на себе этот камень, ты проживешь еще много, очень много счастливых лет!»
Эти слова застряли у нее в горле от невыразимой боли. Видя его таким, она едва ли могла сдержаться, чтобы не впасть в отчаяние и не захлебнуться от собственных рыданий. Хотелось просто плюнуть на все, высказать все, что она знает! Ведь иначе зачем она здесь и сейчас, если не может проявить этой близости? Какой тогда смысл во всем происходящем?!!
Но, Боже, что если она поразит его своими словами настолько, что это окончательно его добьет? Она не выдержит такого зрелища.
Валерия ринулась к шкафу, распахнула его и укрылась за дверцей. Дрожащие руки сами потянулись к пальто, — она вспомнила, где хранились деньги на мелкие расходы, словно ничего не менялось и она всегда брала их там. Несколько секунд хватило, чтобы взять себя в руки.
Решив, что двух рублей достаточно, Лера поспешила покинуть комнату.
— Я скоро вернусь, — обронила на лету.
Он не ответил.
— 7
Ближайший магазин Валерия, как ни странно, хорошо помнила. Типичный совдеповский гастроном — плитка и бетон, много бесполезного пустого пространства, жужжащие холодильники, запах рыбы, гниющих овощей, томатного сока на разлив, пива и выпечки.
Она не просто питала страсть к сыру, это была ее неизлечимая болезнь! Если бы она могла быть экспертом не только моды, но чего-либо еще, то это непременно стали бы сыры!
Норвежский Эмменталь, итальянский Асьяго, испанский Манчего, Австрийский Беркезе, Дамбо — золото Дании (и ее голубые сыры), голландский Эдамер, французский Бри, Канталь, Камамбер…
При одном упоминании у нее кружилась голова и челюсти сводила судорога. Завяжите ей глаза и дайте крошечные ломтики, Лера безошибочно определит, что это был за сорт, марка, страна. Именно поэтому она всегда была ценным гостем на дегустациях компаний и ресторанов, поставляющих в Украину элитные сыры. Да и сама Украина, к счастью, не отставала.
Дня не проходило в ее жизни без этого удовольствия, тонко нарезанные полоски сыра — это было первое и единственное, с чем она встречала утро в дополнении к ароматной чашке кофе.