Но о последнем замечании ей все же пришлось пожалеть.
Голова еще сильнее пошла кругом, в глазах образовались кислотные пятна.
В толпе, как врезка из видеоклипа, возникла Надя с кроваво-красными губами, которые на усыпанном прыщами детском лице смотрелись пошло, ядовито и вызывали смутное отвращения.
О, Господи! А еще это вызывало желание поднять на нее палец и ржать в нездоровом припадке, слетая с катушек от такой непростительной глупости и уродства!
Валерия поморщилась, чувствуя неудержимый прилив возмущения: ее художественное зрение было оскорблено, уязвлено и травмировано!
Королева эпатажа, твою мать, чуть не вырвалось у нее с воплем. Да что же ты делаешь?!!
Она бросилась в поток, как отважный герой, либо чокнутый самоубийца, пробкой проталкиваясь сквозь движение. И уже за миг до того, как кто-то громко и выразительно закричал: «Смотрите на эту идиотку с накрашенными губами!», Лера прорвалась к Наде со спины и вцепилась в ее предплечье. Девчонка от неожиданности принялась вырываться, но Лера потащила ее прочь из толпы, чувствуя, как под пальцами трещат нитки пиджака.
В ту же секунду, когда в толпе замаячили головы, желающие увидеть «идиотку с накрашенными губами» и движение на миг стушевалось, Лера успела развернуть Надю стремительным рывком к стене, чтобы никто не увидел ее лица, — и затолкала в темное укрытие под основание лестницы.
Надя тщетно пыталась освободиться.
— Ты с ума сошла? — вскричала Валерия. — Не хочется школу закончить по добру по здорову?
— Что такое? — недоумевала девчонка.
— Это что за Шапито? — Лера ткнула пальцем ей в лицо.
— Я купила помаду, — промямлила Надя.
— Вижу. Но зачем? Это Совдепия! Кто в школу ходит с помадой в Совдепии?
Лера увидела, что девочка дрожит мелкой дрожью от страха и унижения.
— Ладно, успокойся, — она быстро нашарила в куртке платок. — Вытри. Только аккуратно, не размажь, а то станет хуже. — Раздражение смешалось с чувством жалости. — Прости, что наскоком! Но ты сама подумай, что бы сейчас было… Как ты до такого додумалась?
Девушка вытирала помаду, с трудом сдерживаясь, чтобы не зареветь.
— Надя-Надя, — протянула Валерия. — Дай помогу. Нечего рюмсать. Думать надо, а потом делать!
Ей вдруг стало смешно и она тихонько засмеялась:
— Королева красоты!
Надя тоже улыбнулась, хоть и против воли. Но Лера продолжала смеяться, от чего руки ее тряслись, мешая стереть помаду, и девчонка в конце концов тоже принялась посмеиваться.
— Какой дурацкий цвет. Самую дешевую брала? — спросила Валерия.
— Мне цвет понравился, — призналась Надя сконфужено.
— И зря. Не твой совершенно. Через года два подберешь себе что-то не такое едкое… Теперь мы знаем, что яркие цвета — не твой конек, нужны исключительно теплые оттенки…
Валерия в который раз с болью пригляделась к школьному костюму Нади, — он слишком плотно ее облегал, ношеный не один год. Это было понятно по потертостям на бортах пиджака и в подмышках, по латкам на локтях, и по тому, как неаккуратно заштопаны швы, к тому же — белыми нитками. Один такой шов совсем разошелся — на плече, за который волокла ее Лера. Нитки жалобно торчали…
Ее словно били всякий раз по глазам, когда она смотрела на Надю. Новый костюм девочке не покупали ясно по какой причине. Но в доме даже темных ниток, судя по всему, не было, чтобы его подлатать. Что уж говорить про блузки или кофточки, которых для разнообразия всего-то было две, и такое все старое, заношенное.
— Я принесла тебе свой костюм. Одевала не часто, он совершенно новый. — Лера развернула пакет. — И вот еще — вельветовые штаны, не сказать, чтобы очень модные…
— Правда? Штаны? — Глаза Нади заблестели, она радостно задергалась, норовя обнять Леру, но та поспешно увернулась, дабы избежать столкновения с сокрушающим запахом пота.
Она порылась в пакете, показывая, что там еще есть женская рубашка.
— Пуговицы советую перешить, тогда лучше пойдет к брюкам… Мы потом подберем. И главное, я тебе еще раз напоминаю, брюки — не для школы. Уяснили?
— Ага!
— И вот кое-что еще… Это шампунь. Мама дала.
— Ух ты! — Надя выхватила бутылочку и открыла ее, жмурясь от удовольствия при запахе самой обычной, ничем не примечательной шампуни «Крапивка», как будто это был волшебный эликсир, собственноручно собранный сказочными феями.
Не хотелось даже представлять, чем Надя мыла голову обычно. Ее волосы оставались жирными, кажется, без исключения. Густые, мелко вьющиеся, не получая должного ухода, эти завитки у лба и висков часто сбивались вместе и противно липли к коже, словно ее облили чем-то вязким (или она попала под дождь из соплей, как подмечали некоторые школьники). Лишь в редких случаях свежесть проявлялась своеобразной вспушенностью, непослушные колечки выбивались из густой косы, выделяя заодно и плотный касторовый запах.
Лере только потому хватало нервов спокойно смотреть на это, что далеко в глубине души она все еще надеялась, что это сон.
Вот бы нечто подобное хоть раз увидела вживую ее капризка-дочь! Лена фанатично ухаживала за волосами, несмотря на юный возраст. Никакая «Крапивка» ей и в бреду не привиделась бы! Она бы ею даже ноги мыть не стала.
— Черноус! — прогремело так, что у нее заложило уши.
Что это? Что? Господи, неужели я просыпаюсь? Неужели этот кошмар наконец-то завершается?
— Черноус!!!
Да, похоже, сама Преисподняя вспомнила о ней, загремела и разверзлась!
До нее вдруг дошло, что этот резкий голос, звучавший, как внезапно разорвавшаяся граната, от чего-то подозрительно знаком. Где она слышала его раньше? До чего же грубый… невольно содрогнулась… Такой голос и за сотни лет не сотрется из памяти!
В тот момент, когда крепкая жилистая рука вцепилась ей в плече и повернула на 180 градусов, по обескровленному от страха лицу Нади и по вспыхнувшим обрывкам воспоминаний, Лера уже догадалась, что голос принадлежал классной руководительнице Леофтине Фёдоровне Осипович.
Господни муки!
Это что ж за имя такое? Что за карма, стало быть, у человека?
И каким таким чудом Валерия запомнила это нелепое сочетание фамилии-имени-отчества? Как и ту деталь, что про глаза они всем классом называли женщину «Лёня», либо «Федя»…
Но разве способны мы забывать категорично неприятных особей, что встречаются в нашей жизни, на долгие годы занимают собою пространство, проходят красной нитью в памяти, как плохой пример, плохой образец, плохие ассоциации? Способны ли мы навсегда забывать их имена? Это все равно, что забыть, какую боль причиняет ожог, какой ужас вызывает насилие, и как трудно примириться с клеветой.
А если время и запорошило в ее памяти внешний облик руководительницы, то через секунду все разом воскресло, представ воочию.
На Леру смотрело грубое лицо в обрамлении короткой мужской стрижки. То ли эта прическа, то ли сами черты лица делали ее практически безобразной, не похожую на женщину и отдаленно. Косматые брови, холодные черные глаза с коричневым налетом на веках, широкий дряблый нос, бесформенный подбородок и вечно сжатые тонкие губы.
Это было странное существо с угловатой фигурой и резкими движениями, всегда в дешевых спортивных костюмах и с неотступно следующим за ней как плотная оболочка запахом никотина. Вот и сейчас, когда она оглушительно кричала на девушку, от нее несло, как от старой, провонявшейся пепельницы.
Это сколько же ты пачек в день приговариваешь, с невольным ужасом подумала Валерия, прикрывая глаза и стараясь не вдыхать. Подумать только, а ведь она преподает физкультуру — здоровый дух в здоровом теле!
— Ты оглохла?!!
Ее снова рванули за плечо, да с не меньшей прытью, швырнув куда-то вперед, от чего Лера чудом удержала равновесие и не растянулась на покрытом плиткой полу.
Ее сознание отказывалось верить в происходящее. От возмущения из глаз едва не посыпались искры. И все же, когда стальная рука попыталась впиться в нее третий раз, Лера успела увернуться.
Кратковременная передышка. Руководительница начнет толкать ее снова, как какую-нибудь заложницу. Она делала это с ощутимым удовольствием, с ощутимой властью. Лера не ошиблась. И пока единственным спасением для себя находила расстояние вытянутой руки между ними. Она быстро перебирала ногами, чувствуя, как с каждым шагом в ней все сильнее разрастается ярость.