Я до боли в глазах вглядывался в фотографию. На ней была запечатлена «Скорая помощь» и край носилок, с которых свешивалась прядь медных волос. Точно такой же редкий цвет волос был и у моей клиентки.
Я перечитал статью раз десять.
Выключил комп, покурил еще.
В эту ночь я больше ни о чем другом думать не смог.
16
Я лежала на руке Николая Валерьевича.
Было раннее утро понедельника.
Плохой день, ведь сегодня у меня нет занятий в клубе.
Мы с профессором исправно, со средней периодичностью раз в неделю, удовлетворяли друг друга, но к половому акту как к таковому давно уже прибегали крайне редко.
У него – сердце, а у меня раньше постоянно были «свежие» швы, а теперь это просто вошло в привычку.
Никакой виагры профессор, разумеется, употреблять не хотел (очень вредно для сосудов!), а мне и не надо было: в той, прошлой, жизни не сказать, чтобы уж очень много мужиков у меня было, но все же погулять я успела. Нагулялась ли?
Да я и не думала давно об этом…
Когда боишься своего тела, мало думаешь о сексе.
Срослись мы с профессором за это время.
Опустошаем друг друга, потом питаем друг друга, чем можем, и испытываем от этого зависимость.
Профессор дал мне другую жизнь тогда, когда я не хотела вообще никакой, а я взамен давала ему возможность не думать так часто о приближающейся старости.
Но все это было от лукавого: там, где нет истинной любви, люди придумывают ей замену!
Я его уважала, я его боялась, я уже смирилась с тем фактом, что он – мой творец.
И еще я старалась не показывать виду, что испытываю все вышеперечисленные эмоции по отношению к нему. Вела себя так, будто одолжение ему делала, но то были необходимые правила игры: покорное мясо ему не нужно, он же все-таки мужик, ему надо бороться и укрощать.
Вот я и не давала ему расслабляться.
– Золото, ты и вправду уехать от меня хочешь?
«Ну вот, началось…»
– Нет, не хочу. Но уеду.
Я поправила грудь, до сих пор не могу привыкнуть, что теперь буду с ней жить до конца своих дней, как будто поносить мне ее дали.
Перевернулась к нему лицом.
– Лисенок, ну, меня ваши недоумки-аниматоры не волнуют, черт бы с ними, я ж не из-за ревности… ну ты же должна будешь лететь на самолете, потом куда-то тащиться в пыльном автобусе, и солнце там наверняка активное… и как я это переживу, с твоим-то количеством общих наркозов?
Я слабо себе представляла, как и сама это переживу, ведь после аварии, кроме того единственного раза в Сочи (и то – поездом), я больше нигде не была…
– Послушай, ну год же уже почти с момента последнего прошел…
Я вытянула одну ногу. Если профессор вошьет мне весной в попу специальные нити, мне нельзя будет целый месяц сидеть, только ходить или лежать. Хорошо хоть, люди танцуют стоя, боюсь, правда, что и про танцы на этот месяц придется забыть…
– А в Бразилии делают жопы всего за пятьсот долларов, во‐о-т…
Когда мы были в постели, Николай Валерьевич становился заметно проще в общении.
Скажи я «жопа» за завтраком, посмотрел бы тогда печально, а здесь и сам мог нет-нет да и вставить крепкое словечко!
– Послушай, ну далеко не каждая туда поедет! И делают они все на коленке, поди, через одну нагноения, а то и сепсис.
– Да ну, о чем ты! Наша хирургия – самая лучшая в мире! Ура! Слава русским докторам!
Все, пора вставать и прекращать этот разговор.
Судя по всему, он начинает привыкать к тому, что я уеду. Вот и чудненько, продолжать развивать тему – это сейчас лишнее. Теперь осталось только выбрать момент, чтобы «вытрясти» с профессора деньги, а так, на крайняк, поеду в банк, сниму свои.
17
В начале сентября, пока она еще была клиенткой Гришки, ей должно было исполниться тридцать пять лет. Ну, если, конечно, та, из жуткой истории в Интернете, была она.
Не знаю почему, но я был практически в этом уверен…