Сайкс снял брезент с машины и поволок его под эстакаду. Он знал, что если кто-нибудь и увидит его, то почти со стопроцентной уверенностью можно сказать, что свидетеля и след простынет, когда приедет полиция и начнет задавать дурацкие вопросы. Тот уже пересечет границу штата и, может, не одного. В курортном городке свидетели каждые три дня меняют показания. Что он увидит? Человек выполняет свою работу. Все нормально. А легавые будут спрашивать, не видел ли он чего-нибудь необычного, подозрительного.
Едва увидев девчонку со спины, Сайкс понял: что-то неладно. Голова ее свесилась. Стояла нестерпимая вонь. Он зашел спереди.
– Черт возьми! – пробормотал он, отворачиваясь и едва сдерживая рвоту.
Ее лицо было в блевотине, глаза вылезли из орбит, из ноги что-то текло. Она обделалась, и жижа из-под юбки испачкала ноги. Трейси Йоланд была мертва.
Сайкс достал нож, перерезал и отодрал скотч. Хорошо, что он надел тогда перчатки, на ленте не останутся отпечатки. Но теперь надо подумать, как избавиться от нее. От трупа.
16
Последняя неделя мая побила все рекорды: в полицию поступило шестьсот телефонных звонков, она произвела сто двадцать три ареста, даже не ареста, а задержания за угон автомобилей, кражи в магазинах, появление в общественном месте в нетрезвом виде. Зарегистрировано также полсотни дорожно-транспортных происшествий. К правонарушениям лейтенант Келли О'Шонесси добавила бы еще полдюжины арестов за торговлю наркотиками и кражу дамских сумочек из колясок в супермаркетах. На следующей неделе начинается лето. В витринах выгорали на солнце портреты Энн Карлино.
Ее дело О'Шонесси держала на столе, в картотеку не убирала. Убрать туда – значит, потерять надежду на раскрытие преступления.
У нее в кабинете вперемежку с карандашными рисунками дочек висели фотографии с места происшествия, в основном граффити на трубе.
Келли не давал покоя вопрос: как умерла Энн – сразу или долго мучилась? И что она сама хотела бы, окажись на ее месте, – быстрой смерти или ожидания ее, ожидания чуда ради дочек и Тима.
Тим… Почему она постоянно думает о нем? Она знает ответ и всегда знала. Любит этого размазню и рохлю.
Отец Энн в конце концов убрал со стоянки свой зеленый «эксплорер». Мистер Карлино оставался самым беспощадным критиком городской полиции. Он призывал Генерального прокурора штата лично вмешаться в ход следствия по делу об исчезновении его дочери. Он систематически давал «Пэтриоту» интервью, утверждал, что граждане боятся за своих детей, а деловые люди за свой бизнес. Если что-нибудь и заставляет политиков оторвать задницы от насиженных кресел, то это недовольство делового сообщества, особенно перед началом курортного сезона.
«Господи, мне надо отвлечься, хотя бы на пять минут отвлечься», – думала Келли О'Шонесси.
Отвлечься помогло появление в дверях Гаса Мейерса.
Гасу было пятьдесят шесть лет, но он выглядел благодаря круглогодичному загару и легкой седине гораздо моложе. Рост доходил до метра девяноста, и ноги длинные, как жерди. Пиджаки Гас носил спортивного покроя с кожаными нашлепками на локтях. Под пиджаком – джемпер на пуговицах, всегда мягких, пастельных тонов. Гасу нравилось делать модели кораблей и запускать змея, но более всего он любил подводное плавание вокруг затонувших судов. В кабинете у него стоит фаянсовое блюдо с «Анурса Дориа».
О'Шонесси знала Гаса с детства, когда сидела у отца на коленях. С тех пор он постарел.
– Есть что-нибудь новенькое? – Она с надеждой подняла голову.
Гас улыбнулся и достал из кармана пластиковый пакет. О'Шонесси сразу догадалась, что в нем наручные часики Энн Карлино, те самые, которые первого мая она нашла под эстакадой. На пакете маркером были написаны ее инициалы.
– Узнаешь?
Еще бы! Часы опознала мать Энн Карлино.
– Помнишь постороннее вещество на браслете? Я послал его образец в ФБР.
Сердце у О'Шонесси учащенно забилось.
– Это автомобильная краска. Использовалась «Дженерал моторс». Краска темно-оранжевая, ее редко применяют. На машины серийного производства она не шла. Пустили на небольшую партию.
– На небольшую партию?
– Да. Вероятно, партию грузовиков или каких-нибудь строительных машин. Может, таксомоторов. Хотя такси в оранжевый цвет теперь не красят. Я посмотрю, где размещалась продукция «Дженерал моторс». На это тоже время потребуется. Сама знаешь, у них широкая торговая сеть. Неделя уйдет, а то и более.
О'Шонесси задумалась, но не над заключением ФБР и не над словами Гаса Мейерса. Она представила, как расстроилась Энн Карлино из-за ссоры с дружком и из-за того, что кто-то проткнул баллон у родительского автомобиля. Она, конечно, видела, что на стоянке припарковался оранжевый грузовик.
Или грузовик уже стоял там? И шофер ждал, когда она заметит спущенную шину, и он предложит свою помощь. Или просто ждал, когда она подойдет к нему. Или он припарковался поближе к сточной трубе и там напал на нее? Между ними завязалась борьба.
Одно казалось совершенно очевидным: на таком расстоянии от Атлантик-авеню никто не мог слышать, что происходит под эстакадой. Энн увидела трубу и решила спрятаться под ней. Надеялась, что шофер уйдет, но он не ушел.
– Грузовик мог быть припаркован кем угодно, – продолжил Гас, – и она случайно царапнула его часами. Но если учесть шум вокруг похищения, этот кто угодно должен был бы заявить, что это его грузовик. В общем, если мы отыщем оранжевый грузовик, у нас будет веское доказательство.
О'Шонесси поблагодарила Мейерса. После его рассуждений фотографии с места происшествия словно ожили.
В своих интервью прессе Келли ни разу не упомянула про оранжевый грузовик. А упомянуть стоило. Это может расшевелить чью-нибудь память. Надо сказать сотрудникам, чтобы они опять допросили дружка Энн и всех тех, кто находился на эстакаде в тот вечер. И конечно, надо выяснить, сколько оранжевых грузовиков зарегистрировано в округе Кэп-Мэй и во всем Нью-Джерси.
Едва ушел Гас Мейерс, как в дверях появился сержант Макгир.
– Макгир, может, мы прервемся?
– Прерваться можно, лейтенант, но есть проблема. С ночной смены Росс пришел, доложить что-то хочет. – Макгир распахнул дверь. – Скоро десять, Росс, пора бы на боковую.
– Ночная смена заканчивается в семь утра, – пошутила О'Шонесси.
Росс устало улыбнулся.
– Я бы рад, да грехи в рай не пускают. – Росс служил в отделении О'Шонесси, когда та была сержантом, начальником ночной смены. – Макгир посоветовал вам доложить. Пропала девчонка, туристка, шестнадцать лет. Родители с ума сходят. Они должны были уехать сегодня утром. Мать говорит, что с ее дочерью ничего подобного не случалось. И отец утверждает, что это на нее не похоже.
– Когда они последний раз видели ее?
– Вчера, в восемь часов вечера. Девчонка отправилась на эстакаду прогуляться. В три ночи позвонил ее отец. С тех пор я у них.
– Что успели сделать?
– Все, что положено. Проверили амбулатории, больницы, приюты. Даже в притоны заглянули, но полуночники у нас по домам разбрелись. Вечером еще обход сделаем. Дневной смене мы оставили описание внешности пропавшей.
– Хорошо.
– Около двенадцати ее отец дважды проехал по Атлантик-авеню, до конца эстакады прошел. Я спросил, нет ли у них фотографии дочери. Оказалось, что с собой у них лишь непроявленная тридцатипятимиллиметровая пленка. Отдал проявить. Через час сделают. Хоть фотография будет.
– Правильно, – кивнула О'Шонесси. – Пришли мне несколько отпечатков, раздам патрульным, пусть на машины наклеят. В отдел по делам малолетних надо сообщить?
– Уже сообщили. Силия Дэвис едет к ее родителям.
– Похоже, ты ничего не упустил. Где семья Йоланд остановилась?
– В отеле «Над дюнами», номер 1212.