О'Шонесси вспомнила о часиках в песке.
– Где именно?
– Я не стал расспрашивать, кругом народ был. Карлино утверждал, будто задержанный псих. С чего он это взял?
– Он и в самом деле не вполне нормальный. Подождем медицинского освидетельствования.
О'Шонесси разглядывала собравшуюся толпу: два здоровяка-гомосексуалиста в футболках и шортах, обнимающие друг друга за талию, женщина с бигудями и таким выражением лица, будто откусила лимон, подростки со жвачками во рту.
– Надо бы допросить его.
– Сделаем, лейтенант. Вот только с пожарным начальником поговорю.
О'Шонесси приблизилась к мусорному грузовику.
– Мистер Джонсон?
– Зовите меня Беном, – сказал тот, протягивая руку.
– А меня Келли. Я слышала, задержанный – один из ваших уборщиков?
Бен кивнул.
– Вы обвиняете его в убийстве?
– На данную минуту он свидетель. Собирались задать ему несколько вопросов. Что вы можете сказать о нем?
– Не такой он человек, чтобы совершить преступление.
– Почему не такой, Бен?
Бен Джонсон сложил на груди руки и прислонился к грузовику. На нем были штаны, куртка темно-защитного цвета и стоптанные башмаки. Руки корявые, ладони в мозолях, ноготь на большом пальце левой руки черный: ударил или прищемил. По всему видно, простой трудяга.
– Вы ведь дочка Джима, верно?
– Да.
– Так вот, когда вы были еще маленькой девочкой, Смайлз попал в автокатастрофу. В школьный автобус врезался какой-то лихач из Парадиза. Мальчишка долго провалялся в больнице и остался инвалидом. Соображает он действительно туго, но человека честнее я не видел. Да и работник хороший. Таких днем с огнем не сыщешь.
Стоявшая неподалеку патрульная машина тронулась. Оттуда выглянул Джереми и улыбнулся им.
– Почему вы считаете, что он не способен похитить человека?
– Я же говорю, не такой он человек, лейтенант. И к тому же он никогда бы до этого не додумался. Куда он мог деть потерпевшего, если даже полиция не может найти его?
О'Шонесси молчала. Говорит убедительно. Ее мысли потекли в ином направлении. Уже поздно. Девочки у Тима. Ей пришлось забросить их к нему по пути сюда. Надо отвезти их домой, чтобы они выспались перед школой. Правда, придется разбудить их, опять будет прерванный сон, но выхода нет. Разве она виновата в разрыве? Если бы Тим оставался дома – ведь он хочет этого, и Регина с Марси тоже хотят, – они давно были бы уже в постели, а утром нормально поели бы, вместе с учебниками и тетрадками сунули бы в портфель завтраки и убежали бы в школу, убежденные, что ни сегодня вечером, ни завтра, ни послезавтра им не придется ехать к папе, к бабушке или соседке.
– У меня народ разный работает, – произнес Джонсон. – И я бы не удивился, если бы вы заподозрили кого-нибудь из них. Но Смайлз? Нет, он уважает людей.
– Уважение тоже по-разному истолковать можно, – заметила О'Шонесси. – У многих психически нездоровых людей искаженный взгляд на мир. У них в голове все перемешалось. Любовь, ненависть – для них все одно.
– Нет, лейтенант, Смайлз смирный. Он мухи не обидит.
По правде говоря, она не возражала бы, если бы Смайлз признался и показал, где прячет труп. Чтобы подвести еще одну черту и жить дальше.
Но показания Смайлза о том, как он нашел кольцо, звучали правдоподобно. Келли была под эстакадой, нашла часы. И она представляла, что должна была чувствовать Энн Карлино. Девочка запросто могла снять кольцо и засунуть его в щель. Она знала, что он найдет ее, и не хотела, чтобы ему достались и она сама, и кольцо.
18
Телефоны в полицейском управлении звонили беспрерывно. Кто-то по всему городу угонял дорогие машины. Кто-то вламывался в жилые кооперативные дома на берегу залива. Группа приличных на вид латиноамериканцев воровала разбросанную по пляжу одежду. Протокол был коротким.
«Эндрю Марки, пол мужской, белый, 78 лет, найден мертвым в воскресенье в 2.13 в приюте для престарелых „Под вязами“ на Мейси-роуд, дом 12».
Было установлено, что смерть наступила первого мая между четырьмя и десятью часами утра. Живым последний раз его видели вечером тридцатого апреля.
О'Шонесси посмотрела на фотографию с места преступления: Эндрю Марки лежал, опрокинувшись навзничь, на каменном полу в низу лестничного марша, – потом на снимки, сделанные в морге.
Причиной смерти была зарегистрирована черепно-мозговая травма. Кроме того, обнаружены многочисленные переломы ребер, малоберцовой и лучевой костей. Все свидетельствовало о том, что и травма головы, и переломы явились результатом падения. Токсикологический анализ показал, что погибший был трезв.
Оставалось несколько вопросов. Кто не запер дверь в погреб? Не запер случайно или намеренно? Эндрю Марки сам открыл дверь и упал, или его столкнули? Эти вопросы не возникали бы, если бы неделей позже не убили его дочь.
О'Шонесси перелистала записи свидетельских показаний. Большинство их были даны обслугой приюта, которая не заметила ничего подозрительного, хотя одна пожилая дама, миссис Кэмпбелл, утверждала, что рано утром в воскресенье какой-то мужчина мыл полы в коридоре. В записях уточнялось, что рано утром – это до прихода дневной смены.
Служащие приюта «Под вязами» полагали, что словам миссис Кэмпбелл нельзя верить, но отбросить их как выдумку и вздор нельзя. Утром в воскресенье полы не моют. Если же она действительно кого-нибудь видела, то это был посторонний мужчина.
В приюте были установлены камеры наблюдения, но не везде. Например, между комнатой Эндрю Марки и дверью в погреб камеры не было.
– Макгир, – позвала она сержанта, проходящего мимо ее кабинета. – Ты навел справки о миссис Кэмпбелл?
– Нет.
О'Шонесси вопросительно посмотрела на него.
– Что толку, лейтенант? Ничего-то старушенция не помнит. Не помнит даже, какой он – белый или чернокожий.
– Да, но она заявила, что он белый или если черный, то светлокожий.
– Вот и все, что она сказала. Я целый день ее после происшествия пытал. Ничего не добился.
– Знаю, знаю, но эта история с дочерью не дает мне покоя.
– Мне тоже. Будем утешаться тем, что после того, как миссис Кэмпбелл взяли в приют, она одиннадцать раз жаловалась, что ее пытаются изнасиловать. Она подозревает какого-то смуглого мужчину. Один раз даже увидела будто бы по телевизору: «Это он, он надо мной насильничал!»
– Что еще?
– Сплошная несуразица.
Макгир направился к двери.
– Пришли, пожалуйста, Рэндалла, – Попросила Келли, взяв чашку. Кофе остыл.
О'Шонесси прикрыла дверь и пошла к себе.
– Ну и что Смайлз? – спросил Лаудон, когда Келли встала насыпать кофе в фильтр.
– Вряд ли это он. Вчера мы час допрашивали его. Слабый человек и плохо соображает. Он едва-едва башмаки может себе зашнуровать, не то что за семнадцатилетней погнаться. – О'Шонесси налила воды в кофеварочную машину. – Все, кто его знает, утверждают, что притворяться и врать он не умеет. Вы ведь имели с ним дело.
Лаудон кивнул:
– Да.
– В 1996 году он подвергался аресту.
– Какой там арест! Одно название.
– Не поняла.
– Смайлз шел по переулку, увидел, как женщина в полуподвальном помещении ванну принимала. Тут его и застукал патрульный. Не знаю, какой там разговор произошел, только полицейский позвонил сержанту Диллону. Тот приехал и велел забрать его.
– Вы считаете, что Смайлз был ни в чем не виноват?
– Как вам сказать? Если бы я шел по переулку и увидел сквозь незавешенное окно голую женщину, я бы тоже остановился поглазеть.
– Ну и что вы сделали по поводу данного инцидента? – Келли улыбнулась.
– Случайно у него все получилось, по-дурацки. И ничего не сделал. Я тогда в твоем звании был, Келли, и взял за правило не вмешиваться в оперативные деяния патрульных и постовых. Как и ты теперь, если я правильно понимаю.