– Так оно и шло?
– Время было такое, Келли. Банка данных о пропавших без вести в семидесятых не существовало. В каждом городе полиция составляла протоколы и рассылала по телетайпу приметы жертв в другие города. Но ты представь, как по стране болтаются сотни девчонок. Такая выходит на шоссе, поднимает руку, плюхается на заднее сиденье подъехавшего автомобиля, и поминай как звали. Больше о них ни слуху ни духу. Раздолье для поставщиков порнографии, насильников, убийц.
– Что же заставило нашего фигуранта остановиться? Такие дела сами по себе не заканчиваются.
Гас пожал плечами.
– Например, он уехал в другой город. Или его арестовали. Или умер. Как говорится, возможны варианты.
О'Шонесси задумалась.
– Что же все-таки произошло с Лизой Пенн? Зачем стрелять в девчонку, если намерен похитить ее? И она сама не собирается сопротивляться. Какое уж там сопротивление под дулом пистолета?
– Может, она решила, что он шутит, а он хотел по-быстрому с ней разделаться.
– И потом все прекратилось, так?
– Последняя жертва зарегистрирована в 1976 году. – Гас постучал по папке. – Сегодня утром я позвонил в отдел по делам малолетних. Там сказали, что начиная с 1991 года, когда горничная похитила из отеля «Пан-Американ» ребенка и отвезла его в Южную Каролину, вплоть до исчезновения Энн Карлино в прошлом мае подобных случаев не зарегистрировано.
– Что ты думаешь о случившемся в Филадельфии? О сходстве оружия убийства?
– За тридцать пять лет впервые о подобном совпадении слышу.
Дожидаясь, когда на другом конце провода возьмут трубку, О'Шонесси кинула в рот «Никорет» и устроилась в кресле поудобнее.
– Пейн слушает.
– Это О'Шонесси, детектив. Дела о малолетних уголовниках у нас в пожаре сгорели, и все же я могу сказать, что Сьюзен Пакстон, которую вы за святую выдаете, в Уайлдвуде была совсем иной. Наш начальник лаборатории помнит ее, говорит, со шпаной водилась. Ей парни даже кличку дали – Стервоза Сью.
– Неужели? – Пейн подвинул к себе блокнот. – А что с той, которую в 1974 году застрелили? С Лизой Пенн?
– «Училась в колледже в Индиане, штат Пенсильвания, – читала О'Шонесси свои записи. – Машину потерпевшей обнаружили у эстакады. На сиденье – засохшая кровь той же группы, что и у нее самой».
– Это все?
– Да. – О'Шонесси вынула изо рта жвачку, поморщилась и выкинула в мусорную корзину. – Но Лиза Пенн была тогда не единственной жертвой. За два года пропали без вести четыре девушки.
– О Господи!
– Если хотите, основные сведения о них я передам вам по факсу. – Взгляд Келли опять остановился на развешанных по стене фотографиях с места происшествия у сточной трубы, но тут будто молния сверкнула у нее в голове. – Детектив Пейн! – воскликнула она.
– Да, лейтенант?
– Машина Лизы Пенн находилась на автостоянке у эстакады.
– Ну и что?
– А то, что очень похожее похищение произошло у нас совсем недавно, первого мая. И автомобиль похищенной находился на той же стоянке, и опять кровь и никаких следов жертвы.
Несколько секунд оба молчали.
– Есть подозреваемые, лейтенант?
– Двое.
– Кто-нибудь из них мог приехать в Филадельфию и убить Сьюзен Пакстон?
– Не знаю. Один не умеет водить машину, другой пока не знает, что он подозреваемый.
Они помолчали, потом Пейн спросил:
– Лейтенант, Эндрю Марки еще в морге?
– Да, я звонила туда после нашего вчерашнего разговора.
– Хочу задать вам вопрос. Вам известно имя Черри Мур?
– Черри Мур? Нет, кажется, неизвестно.
– О ней много писали. Она помогает следственным органам раскрывать сложные дела. Она… как бы это сказать… угадывает мысли. Мысли…
– Мертвых людей? Да-да, припоминаю, – произнесла О'Шонесси. Она читала об этой женщине, когда плыла на пароме. Ее кольнуло радостно-горькое воспоминание о том, как прошлой осенью Тим неожиданно получил внеочередной отпуск…
– Лейтенант, Черри Мур – один из близких моих друзей. Я попросил ее помочь мне с делом Сьюзен Пакстон.
– Она готова читать мысли ваших жертв?
– Вроде того.
– Каждый ваш звонок заставляет меня удивляться, детектив Пейн. И что же она прочитала?
– Черри Мур увидела мужчину. Она описала его полицейскому художнику, и у меня есть его приблизительный портрет. Длинные волосы, борода. Мы показали портрет мужу, друзьям, сослуживцам. Никто такого не видел. У нас он тоже не числится.
– И теперь вы хотите узнать, не того ли человека видел Эндрю Марки?
– Угадали.
О'Шонесси посмотрела на подчиненных.
– Начальник управления не разрешит это сделать.
– А его и спрашивать не надо. Черри просто зайдет в морг на несколько минут. И еще, подскажите, где мне лучше показывать портрет. Может, убийца Сьюзен Пакстон и похититель Энн Карлино одно лицо?
– Не будем торопиться, детектив, хотя я тоже об этом думала.
– Чего вам стоит, лейтенант? Мы приедем и уедем, зато выясним, сам ли Эндрю Марки упал с лестницы или ему помогли упасть. Никому и в голову не придет, что была задействована Черри Мур.
О'Шонесси выдвинула ящик стола, достала сигарету, закурила, затянулась.
– Вы что, тоже умеете мысли читать, детектив? – сухо проговорила она.
– Я полицейский, лейтенант. Знаю, как люди реагируют на подобное.
– Но чтобы все было между нами, – сказала Келли, глядя на стену. – Когда вы хотите приехать?
– В пятницу вечером – вам удобно? В субботу в морг, а в воскресенье я бы походил по городу с портретом.
– Вас устроит небольшая квартира? Одна спальня и диван в гостиной?
– Мне не хотелось бы вас беспокоить…
– Считайте, что я в заговоре с вами! – воскликнула она. – Свободных мест в отелях вы сейчас не найдете.
– Квартира, конечно, устроит.
– Хорошо, – сказала она, подумав, что пускается в авантюру. – И чтобы мисс Мур никуда не выходила и ни с кем не разговаривала. Никто не должен знать, что она в городе.
– Разумеется.
– И еще одно.
– Слушаю.
– Бушует ураган в Каролине. Если он дойдет до нас, погода будет скверная.
– Мы не загорать едем, лейтенант.
– Значит, договорились. В пятницу вечером. Я дам вам свой адрес и номер сотового телефона.
О'Шонесси знала, что устроить посещение морга нетрудно. У Гаса имеются собственные ключи.
А квартира после смерти мамы в прошлом году стоит пустая. Конечно, ее надо проветрить, но белье чистое есть.
Сайкс ехал в западном направлении, к заливу, потом свернул на Дезмонд-авеню. Ему позвонили и велели приехать за сбитой в переулке собакой.
Кварталы тут были богатые, стоимость домов доходила до миллиона. Он любил посидеть здесь на солнышке и посмотреть, как молоденькие мамаши и их дочки в коротеньких теннисных юбочках несут из своих «мерседесов» домой пакеты с покупками.
Все эти годы он провел в клетке, а эти люди жили своей жизнью: жарили мясо на лужайках за домом, пили вино, мужчины трахали соседок, мухлевали с налогами, выжимали последние соки из бедняков. Сколько раз за тюремной решеткой он думал об этих людях, читающих «Уолл-стрит джорнал», имеющих собственные бассейны, сколько раз ему чудился запах кожи «мерседесов»!
Нет, они никогда не сумеют расплатиться за это, ни за год, ни за сто лет.
На мостовой неподвижно лежал крупный ротвейлер с черной, в рыжих подпалинах, мордой. Нос у него был в крови, одно ухо порвано, задние лапы перебиты. Очевидно, пытался ползти домой, но сил не хватило.
Сайкс поставил грузовик так, чтобы он загораживал ближние дома, и вылез из кабины. Натянул резиновые перчатки, откинул задний борт и стащил на землю брезент. Едва он схватил собаку за задние лапы, как та впилась клыками в башмак. Сайкс ударил ее другой ногой по морде, но ротвейлер еще глубже вонзился зубами в башмак. Сайкс упал и несколько раз перевернулся, пока не вытащил пистолет и не выстрелил. Хватка ослабла. Сайкс встал, пошатываясь, приблизился к грузовику и вытащил монтировку. Он бил ротвейлера по голове до тех пор, пока у того не треснул череп. Переведя дух, Сайкс потащил собаку к подъемному устройству и закинул в кузов.