Упоминание этой газеты означало, что О'Шонесси читала о том, что произошло в Норвиче.
– Да, иногда интересная, – выдавила Черри.
О'Шонесси огляделась:
– Ну, кажется, все. Диван этот выдвижной. – На левой руке у Пейна было обручальное кольцо, она это видела. – Кухня – там, посудомоечная машина в углу. Вот обеденный стол и рядом раздвижная дверь на балкон. Он не очень большой, но вдвоем посидеть можно. Неизвестно, сколько времени будет идти дождь.
– Мы хотели заплатить вам… – начала Черри.
– И слышать об этом не желаю!
– Вы так много для нас сделали.
– Мы еще успеем это обсудить… На завтра план таков, – произнесла она, обернувшись к Пейну. – Одним выстрелом двух зайцев убьем. В час дня у меня встреча в Винленде, это километров семьдесят отсюда. Возвращусь я в четвертом. Если не возражаете, я попрошу сержанта поводить вас по городу. Покажете на улицах рисованный портрет вашего подозреваемого. Я вернусь, мы пообедаем, а потом, когда схлынет народ, отправимся в морг.
– Чудесно, – сказал Пейн.
– Ну и хорошо, значит, договорились. – О'Шонесси направилась к двери. – Вам надо отдохнуть, вы устали. – Келли не знала, есть ли что-нибудь между детективом и Черри Мур. Или она излишне подозрительна? – Телефон на столике у кровати, другой – на подставке у кресла. Телефон у меня простой: 228-2800. Если забудете, он есть в телефонной книге.
– Спасибо, – кивнул Пейн.
Черри вошла с балкона в комнату.
– Да-да, большое спасибо.
Встреча и устройство приезжих отняли всего сорок минут, но О'Шонесси чувствовала себя разбитой. Она перешла Атлантик-авеню и двинулась к своему дому. Затем обернулась и посмотрела на здание, в котором оставила гостей. Подумать только – слепая! Вот это сюрприз. Нет, между ними определенно что-то есть. На противоположной стороне виднелись разноцветные огни пирса Стрейер и крутящееся чертово колесо. Там они первый раз встретились с Тимом.
Келли была в шортах и футболке. Насыщенный солью воздух был довольно прохладен. По ее голым рукам побежали мурашки. По улицам стлался туман с моря.
О'Шонесси думала, что не сможет простить Тима за то, что он сделал. Всего два месяца назад она была абсолютно уверена, что не желает его видеть в своем доме. Теперь она не знала, правильно ли поступила.
Женщина, с которой он переспал, владела в Сент-Поле компанией, которая слилась с фирмой Тима. Поездка была предпринята с целью отпраздновать первую годовщину слияния и ее неплохие финансовые результаты. С целью привлечения новых участников решили распространить фотографии двух управляющих. В честь знаменательного события эта дама, находящаяся, кстати, в разводе, устроила обед для иногородних гостей. Тим сказал, что выпивки было хоть залейся и он ничего не помнит, кроме того, что проснулся он не в номере отеля, куда О'Шонесси звонила каждый час всю ночь.
Он должен был бы пощадить ее и отложить признание. Келли простила бы мужу эту злополучную случайную ночь, если бы он выждал время. Месяц, может, два, и рана бы затянулась. Его покаяние принесло ей нестерпимую боль, а когда людям больно, они принимают неверные решения. Неужели у нее сплошные неверные решения? И Джереми Смайлз, и Санди Лайонс, и Кларк Гамильтон?
На улице было тихо. Туристы уже устроились на ночь. На детской площадке через дорогу играли светлячки. Ее дочери опять у отца.
О'Шонесси приблизилась к дому. Висевший у входа старинный фонарь мигал, и она постучала по нему. Потом открыла незапертую дверь и услышала, как тяжело спрыгнул со стола и спрятался под ним кот, недовольный приходом хозяйки. Келли поставила на конфорку чайник и достала из холодильника черешок сельдерея. «Неудивительно, что пресса так много пишет о ней, она прекрасна», – подумала О'Шонесси о Черри Мур.
Она включила посудомоечную машину, затем стиральную. Вещи дочерей были разбросаны по всему дому, но это потому, что у девочек нет дома, а лишь временные пристанища, где они едят и спят.
О'Шонесси позвонила Тиму – никто не взял трубку, позвонила свекрови, и та сказала, что Тим забросил девочек к ней, а сам куда-то уехал. Мерзавец!
В автоответчике было сообщение, но не от Тима, а от Кларка. Келли налила себе чаю и включила одиннадцатичасовые новости. На экране вырисовалась карта: с Каролины неуклонно надвигался ураган.
Тим, девчонки, исчезновение Трейси Йоланд – все, решительно все приводило ее в отчаяние. Хотелось выпить, но Келли удержалась. Хватит того, что снова начала покуривать. От выезжающего из переулка автомобиля по потолку гостиной пробежал луч света. Она сняла трубку и набрала номер. Через два гудка услышала голос Кларка.
– Поужинать не поздно? – спросила Келли.
От Кларка она ушла около двух часов ночи. Что заставило ее позвонить? Недовольство собой? Одиночество? Злость от того, что она не знает, где ее муж? Ну да, удобно сваливать вину на других. Пусть Тим отвечает за то, что она кинулась Кларку на шею. Сколько еще она будет морочить себе голову?
Келли завернула за угол и увидела, что оставила дома свет на втором этаже.
Ей было нужно, чтобы Тим знал, что она все ж не смогла… Что она разделась и легла в постель к Кларку лишь для того, чтобы, заливаясь слезами, рассказать ему, как она скучает по мужу.
Почему ей так хотелось сообщить об этом Тиму? Так всегда бывает, если любишь? Поэтому и Тим поспешил со своим признанием, вернувшись из Сент-Пола? Значит, желание быть с ней взяло верх над риском разрыва?
О Боже, только не порвалась бы ниточка, пока еще связывающая их! Нет, Келли не собиралась немедленно простить его. Только бы иногда разговаривать друг с другом.
О'Шонесси вошла в дом. По ее лицу пробежал ветерок из кухни. Она заглянула в нее. Задняя дверь открыта. Не спуская глаз с лестницы, Келли осторожно двинулась в холл, открыла переднюю дверь и побежала к машине – достать из «бардачка» свой «глок». Затем по радиотелефону вызвала номер девять-один-один.
Два полицейских автомобиля стояли возле дома О'Шонесси, третий курсировал по окрестным кварталам, высвечивая фарами лужайки и парк на противоположной стороне улицы.
В полночь на дежурство заступил сержант Диллон. Он-то и прибыл с тремя экипажами.
О'Шонесси с двумя полицейскими с пистолетами наготове поднялись на площадку второго этажа. Один из них свернул в коридор, ведущий в спальню девчонок. Другой шел с ней.
Все окна открыты. Издали слышался шум прибоя.
О'Шонесси заглянула в стенной шкаф, в другой, затем в туалет, в ванную комнату. Когда она переступила порог спальни, у нее перехватило дыхание.
На кровати был разостлан государственный флаг. Она приблизилась к ней, взяла звездно-полосатое полотнище за край и осторожно потянула.
– Господи Иисусе! – вырвалось у нее.
Под полотнищем была выложена ее полная парадная форма. Под темно-синим кителем белоснежная рубашка с завязанным галстуком, лейтенантские нашивки на погонах, темно-синие брюки, рукава рубашки закатаны над рукавами кителя – ни дать ни взять труп. Она приподняла пояс брюк. Под ними – белые шелковые трусики и колготки, протянутые за края штанины. Испуганная, растерянная, Келли выпустила полотнище из рук.
– Похоже, какому-то головорезу хочется вас в гробу увидеть. Видимо, здорово вы ему насолили. А может, просто семейные разборки? Сходила жена налево, и вот вам пожалуйста. Понимаете, о чем я?
Диллон стоял, прислонившись к косяку. Во рту зубочистка, одна рука в кармане.
– Сержант, вы не могли бы подождать в коридоре?
– Хорошо, мэм. Хотя, по чести сказать, я уже все увидел, что надо. Пожелаю вам спокойной ночи, лейтенант. Чтобы никаких дурных снов. – Диллон свистнул, подзывая подчиненных. – Майк, Уинни, отваливаем. Нечего нам тут больше делать.
25
Диллон сдавал смену, когда утром О'Шонесси прибыла на работу. Он видел, как она, не глядя на него, прошла к себе и закрыла за собой дверь.