— Позвать Маркова к вам или мне поставить ему задачу?
— Иди и просто скажи, чтобы он над серединой аэродрома показал, на что способен.
Марков сидел в кабине нового истребителя и изучал приборы.
— Ну как, ознакомился с дальним «яком»? — спросил Петр.
— Он такой же, как и обычные. Только горючего почти в два раза больше. Должно быть, при полной заправке тяжеловат на пилотаже?
— Есть немного. Хочешь сейчас слетать и попробовать?
— Конечно! — с готовностью согласился Марков, но тут же насторожился: — Но я же запланирован лететь последним?
— Командир приказал сейчас.
— А какое задание?
— На твое усмотрение. Покажи все, что можешь. И постарайся. Пилотировать будешь прямо над аэродромом.
— Странно, странно… — как-то подавленно проговорил Марков.
— А что, разве пет желания?
На лице Маркова — явное безразличие:
— Вас разве удивишь каким-нибудь сальто-мортале?
— Желаю удачи, — ответил комэск, все еще не понимая, почему Марков был так равнодушен к заданию.
…Летчик — это неукротимое стремление к мастерству. Кто утолил эту жажду, тому надо расставаться с авиацией. Пословицу «Тише едешь, дальше будешь» придумал человек не с авиационным характером.
Кому из летчиков не знакомо чувство волнения перед подъемом в небо! Любой полет неповторим. В нем, будь он самым простым, всегда много нового, неизведанного. А новизна всегда волнует и тревожит. Да, да, тревожит. Надо постоянно быть готовым к непредвиденному, к встрече с трудностями и опасностями.
У людей, которые не стали хозяевами неба, непредвиденные трудности в полете вызывают страх, парализуют волю. У настоящего летчика — наоборот, повышают собранность п решительность в борьбе с опасностью.
Полет — всегда экзамен. И каждому приятно показать свое мастерство. Поэтому нельзя не волноваться и перед учебным полетом!
И еще есть одна причина, которая вызывает волнение, Это чувство тяги в небо. Оно всегда рождает приподнятость духа, праздничное и радостное настроение. Часто это называют романтикой. "Но этого мало. Профессия летчика — прежде всего постоянный будничный труд, работа — и не без риска. И есть только одно средство, чтобы ты ее ве разлюбил и меньше в ней было риска, — это постоянно летать. Вот почему у летчика тяга к небу стала такой же потребностью, как и сама жизнь…
Марков с вылетом почему-то задержался. Василяка не без раздражения спросил:
— Почему путается? Прошло девять минут, а он еще, как я вижу, не сел и в кабину.
— Не знаю. Разрешите сходить к самолету? — спросил капитан Воронин.
— Не надо. Если через пять минут не поднимется — отставить полет.
Петру тоже странным казалось, почему замешкался летчик. Может, неисправна машина. Они смотрят в ее сторону. Марков с надетым парашютом не спеша забирается в самолет, от которого отъезжают два бензозаправщика. Воронин с огорчением подумал: «Неужели „як“ вывели на старт с не полностью залитыми баками бензина и сейчас дозаправляли?» Очевидно, об этом подумал и Василяка.
— Тебе, Петр Васильевич, старший техник эскадрильи докладывал о готовности самолетов к вылету?
Воронин не успел ответить: Марков запустил мотор и по радио запросил разрешение на взлет.
— Почему задержались? — спросил командир.
— Это длинная история. Разрешите доложить потом?
— Ладно. Взлетайте, — недовольно буркнул Василяка и положил микрофон на стартовый столик.
Только самолет оторвался от земли, к командиру полка подошел Лазарев и спросил разрешение взлететь с Коваленко на учебный бой. Могучая фигура придавала Сергею сходство с былинным богатырем. Василяка не без восхищения посмотрел на него и приятельским тоном предложил:
— Давай пока вместе посмотрим на художества нового летчика.
Лазарев работал заместителем с охотой, увлеченно, и освобождение от должности не могло его не огорчить, поэтому он с деланной серьезностью, не без иронии уточнил:
— Он не просто летчик, а заместитель командира эскадрильи.
— Да, ты, пожалуй, прав, — и как бы только для себя, командир тихо сказал: — По посмотрим еще.
Марков необычно для дальнего «яка» быстро набрал высоту. Василяка неодобрительно отметил:
— Пожалел бы мотор.
В этот момент Марков с переворота почти отвесно пошел к земле, нацелившись на посадочный знак «Т». Летчики при проверке техники пилотирования в зоне всегда начинали с виражей. И у Василяки невольно вырвалось:
— Зачем такое художество? Наверно, нервы наши захотел пощекотать. — Но через несколько секунд упрек командира сменился тревогой. Марков так стремительно и опасно в отвесном пикировании сблизился с землей, что командир не выдержал и, схватив со стола микрофон, резко бросил в эфир; — Выводи, выводи!..
По опыту все поняли, что летчик опоздал с выводом самолета и сейчас врежется в землю. Если же у машины и хватит высоты для выхода в горизонтальный полет, то из-за увеличенного веса она сделает большую инерционную просадку — и с землей встречи не избежать.
Командир кинул микрофон, и у него вырвалось:
— Все. Конец… — и обессилено опустился на скамейку.
— Не волнуйтесь, — раздался поразивший всех своим спокойствием голос летчика.
Его «як» без всякой натуги у самого посадочного «Т» перешел кверху, описал вертикальное полукольцо и, перевернувшись со спины в нормальный горизонтальный полет, тут же легко и даже как-то элегантно, не теряя ритма, сделал второй иммельман. Такого еще в полку не бывало. И пилоты несколько секунд с открытыми ртами глядели на самолет Маркова.