Василий Иванович за последнее время стал необычно много летать. Да и внешне изменился. Черная борода и усы — о чем он мечтал в Киеве, придали ему действительно солидный вид. Он теперь и ростом казался выше. Петр подошел к его самолету. Летчик не спеша снял шлемофон. Волосы всклокочены, все лицо лоснилось от пота. Устал. Увидав Воронина, он мгновенно выскочил из кабины. Петр удивился такой прыти:
— Куда торопишься?
— Нужно, значит! — резко ответил он.
Всегда спокойный, невозмутимый — и вдруг такой тон. Переутомление? А может, эта нервозность оттого, что он остался за командира полка? Однако Василий Иванович не страдал властолюбием, И Петр на правах друга сочувственно спросил:
— Да ты никак расстроен чем-то?
— А ты нет? Думаешь, я не видел, как твой Лазарев на глазах всего честного народа чуть было не разбился? Почему он ударился в воздушное хулиганство?
Воронин вынужден был объяснить.
— Поругай его. Но не так больно. Он уже сам себя наказал, — примирительно заговорил Василий Иванович и уже с грустью пояснил: — Любовь не картошка, конечно. Но здесь, Петр Васильевич, сам понимаешь, фронт.
Василий Иванович воюет с 22 июня 1941 года и ни разу не был в отпуске. Конечно, стосковался по семье и устал от этой тоски, может быть, больше, чем от войны.
— Тебе надо повидать семью — свою Анечку и сына. Отпуска ведь никто не отменял, — попал в точку Петр и к слову пошутил: — Теперь борода у тебя великолепная. Солиднее тебя в полку нет. Никто не посмеет отказать в отпуске. Съезди!
— Ноль — один в твою пользу, — заметил Василий Иванович и с гордостью заговорил: — Моему Вовке идет уже третий год! Не мешало бы на него посмотреть. — Он задумался, погладил свою хорошо ухоженную бородку и не без упрека спросил: — А почему ты не попросишься в отпуск? У тебя тоже жена, дочь, мать…
Петр замялся с ответом, и Василий Иванович немедленно воспользовался паузой, выпустил очередь:
— Тоже мне советчик. А отпуска сама война отменила. Надо воевать. Сейчас для нас полк — наш дом и семья. И ты это не хуже меня знаешь.
Наверное, никто так не ждал прибытия подполковника Василяки с передовой, как майор Воронин. Прилетел комполка рано, еще до захода солнца. Посеревшее лицо с нахмуренными густыми бровями не сулило добра. И все же не хотелось верить в плохое, и вид Василяки Петр объяснял по-своему: без привычки устал на передовой. Только он вылез из связного самолета По-2, как оказался в окружении летчиков. Комэск не стал скрывать своего нетерпения, сразу же спросил о бое. Владимир Степанович вместо ответа взял в руки планшет, висящий у него сбоку, неторопливо вынул бумагу и протянул Воронину.
— Читай.
Сколько тревожных мыслей промелькнуло у майора, пока он разворачивал сложенный вдвое лист. Это был документ, подтверждающий, сколько в этом бою было сбито самолетов.
— А не опоздали ли мы с атакой? — настороженно спросил майор.
Усталое лицо Василяки засветилось улыбкой:
— Нет, как раз вовремя. Командование наземных войск передало вам благодарность. Вы и представить себе не можете, — продолжал командир, — как на земле все ликовали, когда бомбы с «лапотников» полетели на немецкие войска.
Далее Василяка сообщил, что два летчика с «юнкерсов», выпрыгнув на парашютах, попали в плен. Они рассказали, что на каждую группу бомбардировщиков одновременно напало великое множество русских истребителей. От них просто невозможно было обороняться.
— У страха глаза велики, — рассмеялся Лазарев.
— Совершенно верно, — согласился Василяка. — Когда имеешь перевес в силах, победить тоже надо уметь. Но шестеркой нагнать такого страха па полторы сотни самолетов и разбить их — это не просто мастерство, а это искусство. Поздравляю вас, друзья.
После беседы Владимир Степанович отозвал майора Воронина в сторону и извинился, что подал неудачную команду — атаковать головную группу «юнкерсов». Тому были и свои причины. Когда к линии фронта приближалась армада бомбардировщиков, Василяку на КП окружили наземные командиры. Они возмутились, почему он в такой момент не командует истребителями. Он-то понимал хорошо, что только собьет нас с толку. А как это объяснить общевойсковым командирам? Пришлось поспешно подавать команды. Вот и получилась неувязка.
— Да и радиолокаторы подвели: они долго не отмечали вторую волну бомбардировщиков, — пояснил командир полка. — На эту новую технику полагаться пока нельзя: еще не освоили ее как следует. А вообще получилось в конечном итоге прекрасно!
Как хорошо у всех стало на сердце! Счастье? Да оно — в победе! В жизни пет более тяжелой и опасной работы, чем бой, и нет большей радости, когда тебя похвалят за него: ведь в сражениях решается судьба Родины и судьба каждого бойца.
В оперативной сводке Совинформбюро за девятнадцатое апреля сорок четвертого года об этом бое было такое лаконичное сообщение: «Восточнее города Станислава группа летчиков-истребителей под командованием Героя Советского Союза майора Воронина прикрывала боевые порядки наших войск. В это время появилась большая группа немецких бомбардировщиков и истребителей. Гвардии майор Воронин во главе ударной группы атаковал бомбардировщиков, а лейтенант Лазарев завязал бой с истребителями противника. Наши летчики сбили шесть немецких самолетов».
МЫ ЖИВЫ ПОТОМУ, ЧТО ПОГИБЛИ ОНИ
Далеко еще до заката, но солнце потеряло свой дневной накал и, спускаясь к дымному горизонту, побагровело, окрасив небосвод на западе в кровавый цвет. Полетов не предвиделось. И вдруг звонок. Летчиков эскадрильи вызывали на КП.