Господа, не пугайтесь слов. Не смотрите на мой призыв как на пустое играние фразами и словами. Нет. Раз выдвинута Земским Собором Великая и Святая идея, идея, тесно связанная с религией, исповедуемой нашим народом. Те, кто выдвинул, а выдвинула интеллигенция, мы должны на примере показать, что мы и на деле способны ее поддержать. Иностранцы сейчас смеются над нами, что мы выдвигаем флаг не по силам нам. Неужели же в русской интеллигенции мы не найдем достаточно силы доказать, что русская интеллигенция может и делать. Раз она говорит, то должна делать.
Господа, я собрал вас, чтобы вы разрешили, как русская интеллигенция, практически этот вопрос. Это и есть задача вашего съезда, задача, поставленная мной вам на разрешение. Пора действительно проникнуться всем своим существом, что нам уходить отсюда, из Приморья нельзя. Здесь нам Бог дал этот кусочек земли, чтобы мы могли выдержать экзамен, нам назначенный судьбой и провидением Божьим, выдержать его в полной мере и доказать, что мы действительно сохранили в себе всю силу русских интеллигентных руководителей. Господа, я зову вас всех идти объединенно вместе с нами, с Приамурской государственностью. Покажите вы вашим личным поведением, вашей службой хотя бы в рядах войск, в рядах специальных дружин, покажите пример народу, – он пойдет, поверьте, за вами, но он ждет. Это потому, что его и в 1917 году интеллигенция потащила в пропасть и теперь он ждет, что интеллигенция выведет его из этой пропасти. Раз флаг Святой Великой идеи выкинут, то за ним первыми должны пойти действительно интеллигентские массы России, и вы есть тот небольшой клочок интеллигенции, который остался и который должен показать этот пример. Господа, я повторяю вам слова Минина искренне и чисто: пусть ваши жены идут и на самом деле несут кольца, камни и бриллианты, тогда действительно явятся средства и в этом маленьком Приамурском государстве появятся помимо веры и средства, чтобы это выполнить. Господа – это честь русской интеллигенции перед всем миром, перед Родиной и перед нашей религией Христа».
Речь произвела большое впечатление. Настроение было такое, что чуть ли не сразу начался сбор пожертвований. Но от слов, горячих, искренних, далеко до дела. Съезд выбрал особый Совет обороны, поручив ему практическую работу, обсуждал еще несколько дней положение и меры, и тем дело кончилось. Совет обороны сначала начал присылать для одобрения свои воззвания, а затем занялся вопросом о создании дружин для самообороны. Толку от этого не было никакого. Только немногие, отдельные лица горячо приняли призыв; некоторые пошли в ряды, другие из последних крох приносили пожертвования.
Генерал Дитерихс в своем стремлении найти выход из безнадежного положения, опираясь на те настроения и пожелания, что проявились на съезде, не придавая значения намеченным съездом мерам, решил перейти от слов к делу и потребовал той действительной жертвенности, о которой всеми говорилось. Был объявлен призыв военнообязанных в Никольске и Владивостоке; призываемые срочно должны быть одеты городскими самоуправлениями и отправлены в части войск по особой разверстке не позже начала октября. Города должны дать средства на армию, срочно собрав их и сдав в особый фонд. Города должны создать самоохрану, чтобы можно было вывести в поле в случае необходимости полицию и освободить от всяких караулов все части. Молодежь учебных заведений должна пойти в ряды войск первая. Военные училища перебрасываются в район военных действий. Выполнение всего этого зависело от тех, кто в действительности не хотел прихода большевиков, и если бы желание борьбы до конца было осознано ясно, то появление в рядах наших каппелевских дружин свежих пополнений могло совершенно изменить настроение. А дух в гражданской войне делает чудеса. Когда был отдан этот приказ, во всех дружинах только и разговору было, что они скоро усилятся и пойдут вперед.
Была еще другая часть необходимого для того, чтобы претворить в жизнь намеченное усиление армии, – это оружие и патроны. Чтобы добиться от японцев определенного ответа, генерал Дитерихс послал в Японию хлопотать о передаче запасов, а затем, не дождавшись результатов хлопот, так как время уходило, письменно 4 октября в печати обратился к японскому правительству с требованием определенного ответа к половине октября. Это обращение своим тоном походило на ультиматум и вызвало неудовольствие японских дипломатов, уже решивших предоставить большевикам в Приморье свободу действий.