– Я знаю, – сказал он, – что это отчаянная сорвиголова, но для разведки одной храбрости мало.
Ждать пришлось недолго, и генералу доложили о прибытии разъезда с Ольгинского направления. В комнату вошел корнет высокого роста, сутуловатый. В нем обратило на себя внимание отсутствие военной выправки, которой всегда отличались кавалеристы. Он, правда, видимо, был очень утомлен, но и при этом оригинальная манера держать себя вызывала удивление. Было сразу заметно, что, несмотря на известную его храбрость, Барбовичу он не особенно нравился. Прибывший корнет, войдя в комнату, снял фуражку и, стряхнув с нее снег, каким-то ироническим взором провел по всем бывшим в комнате офицерам: что, дескать, сидите здесь в тепле и безопасности, а тут, смотрите-де, какие дела. Далее между ним и генералом произошел разговор, служивший впоследствии веселой темой в досужих воспоминаниях. Между прочим, как корнет, так и Барбович, оба не выговаривали буквы Р.
– Здравствуйте, докладывайте, докладывайте, – с досадливым смущением обратился к нему генерал.
– Газгешите мне сначала отдышаться, – с обидчивым удивлением произнес корнет.
– Дышите, дышите, только докладывайте, – в сердцах и снисходительно бросил ему Барбович.
– И вот мы поехали. В снежной пугге мы едва пгодвигались. Газгешите закурить? – прервал он свой доклад.
– Курите, курите, дайте ему папиросу, а то у меня крученки, – обратился генерал к присутствующим.
Но корнет сам достал из висевшего через плечо портсигара папиросу и, закурив от поднесенной кем-то спички, продолжал:
– Я доложу Вашему Превосходительству все по погядку…
Но генерал перебил его:
– Давайте, в таком случае, не по порядку. Вы в Ольгинской были? – спросил он его.
– В Ольгинской не был, не был.
– Ну хорошо, что вы видели и слышали в пути?
– Видел одного когниловца, котогый вел ганеную лошадь.
Не говоря больше ни слова, с удивлением смотрел на корнета генерал. Неизвестно, как бы продолжался этот разговор, потому что в это время прибыли остальные два разъезда и обстоятельно доложили о создавшейся обстановке: не атакуя Ольгинскую, противник в полном беспорядке ушел за Дон, большей частью в Нахичевань, а меньшей – по льду в станицу Аксайскую.
– Теперь я вам, родные корниловцы, определенно могу пожелать спокойной ночи, – сказал генерал Барбович, уезжая из штаба Корниловской дивизии.
Легкость победы нашей уступавшей в численности кавалерии над «непобедимым Буденным» рождала радостное настроение, омрачившееся слухами о ранении генерала Топоркова.
В № 71 «Военной Были» полковник Рябинский поместил статью «Кавалерийское дело 6-го января 1920 г.», в которой описывает атаку добровольческой кавалерийской бригады генерала Барбовича и казачьей конницы генерала Топоркова. Действительно, в этот день была лихая и удачная атака этих частей в районе Батайска против наступавшей конницы Буденного, пытавшейся прорваться на стыке Донской армии с Добровольческим корпусом, и к вечеру конница Буденного была отброшена и отошла в исходное положение. Все это так. Но что не так, то это желание объяснить отход красной конницы только как следствие действий конной группы генерала Топоркова и, в частности, бригады генерала Барбовича, в то время как бой 6 (19) января был лишь одной из фаз крупного сражения, длившегося с 4 по 8 (с 17 по 21 нов. стиля) января включительно, которое вели, кроме добровольцев, 4-й Донской конный корпус под командой генерала Павлова (а не Мамонтова, уехавшего в Екатеринодар) и 3-й Донской корпус генерала Гусельщикова. Тот бой не был решающим.
Решение было достигнуто донцами только после упорных боев у ст. Ольгинской 7 (20) и особенно днем 8 (21) января, который, как пишет Буденный в своих воспоминаниях, «был одним из самых тяжелых дней для Конармии», признавая дальше, что «бои 7 и 8 января окончились для Конармии полной неудачей». В этих боях и та и другая сторона понесли тяжелые потери, и поэтому несколько странно заключение автора о «легкости победы нашей».
Хотя автор и был очевидцем боя 6 (19) января, но наблюдал за ним издалека, с окраины Батайска, и даже не мог до дела разобрать, что происходило. Как сам он пишет, «с большим трудом и то предположительно можно было определить атаки нашей кавалерии. «Не то наши атакуют, не то большевики бегут». Из описания полковника Рябинского видно, что даже три разъезда, высланные генералом Барбовичем 6 (19) января для выяснения, кем занята ст. Ольгинская, задачи своей не выполнили, сообщив, что, не атакуя Ольгинскую, противник в полном беспорядке ушел за Дон, т. е. что Ольгинская была в наших руках, успокоив этим генерала Барбовича. В действительности же она прочно удерживалась красными.
13
Ковалев Евгений Елеазарович, р. в 1897 г. Донской кадетский корпус (1914), Михайловское артиллерийское училище (1915). Сотник. В Донской армии; в январе 1918 г. командир 1-го партизанского артиллерийского взвода; к 1 января 1919 г. есаул, командир 35-й Донской казачьей батареи; летом 1920 г. в 3-й Русской Армии, с 9 мая 1921 г. по август 1922 г. командир Донского казачьего дивизиона в Польше. В эмиграции во Франции, к 1967 г. сотрудник журнала «Военная Быль». Умер 17 июля 1971 г. во Франции.