Парень огорчился, попытался кое-как соединить распавшуюся проволоку.
— Ну, знаешь, — проворчал Шарлемань, — я их таскал для тебя столько времени, а ты еще в претензии!..
Молодой человек поспешил сгладить неловкость:
— Хочешь, возьми одну? Одна останется у тебя, другая у меня…
Он протянул Шарлеманю два куска проволоки, еще сохранившей изгибы, которыми они обвивались, их еще можно было сплести вновь. Почему же все-таки Шарлемань взял их? Вовсе не потому, что хотел увезти что-нибудь на память… Но в глазах юноши оставшийся у него обрывок стал дороже оттого, что Шарлемань увез с собой другой такой же. Он уехал в свой Париж, и Шарлемань никогда больше не слыхал о нем. Вряд ли он когда-нибудь снова его увидит… Как и картину с зеленоватым светом… Но он сохранил ржавый виток, напоминающий фигурку в стиле Пикассо или какого-нибудь иного современного художника, — они делают теперь такие, ни на что не похожие, изогнутые, вытянутые фигурки; когда вертишь их в пальцах, получаются два изуродованных, искривленных тела, сплетенных, словно в танце… Теперь этот виток лежит в большом блюде для закусок на кухонном буфете вместе с другими безделушками… Есть нечто общее между ним и листком чертополоха и остролиста: и тут и там колючки. У каждого человека есть свои маленькие странности…
Эта проволока напоминает Шарлеманю и еще кое о чем… То, как он держался во время этой поездки с немецкими товарищами… Он то был слишком сердечен, то слишком сух. Хотя он твердил себе: это же товарищи… это ведь не та, это хорошая, справедливая Германия… И все же он не мог отделаться от чувства горечи и от неприятных мыслей… И тот, что заговорил о репарациях, наверно, испытывал то же самое. При прощании обнимались с ними с большим жаром, чем если бы они были бельгийцами, чехами или поляками, а причина была все в том же…
Сообщник и…
Пальцы Саида тоже касаются ржавого заграждения между двумя опорными столбиками. И расстояние между ними кажется здесь почему-то большим, чем в Германии…
А до этого произошла история с родственником Саида. Рассказывать о ней недолго, хотя тянулась она целый месяц.
Еще до прихода Шарлеманя в фургон родственник Саида послал домой посылку, в которой были почти одни только детские вещи. Вскоре он получил письмо от семьи. Посылка не дошла. Еще неделя проходит. И писем нет. На этот раз Саид пошел к Шарлеманю в мартеновский цех. Шарлемань предпринял что полагается. Написал запрос и жалобу. Дней через десять посылка возвратилась в порванной упаковке, проткнутая во многих местах штыком. Никаких объяснений. На родственника Саида все это подействовало так, словно штыками изранили его детей. А потом вернулось одно из его писем, затем перевод. Почему их вернули, неизвестно.
Самое важное о Саиде Шарлемань узнал не от него самого, а от Рамдана.
Случилось это год назад, но такие вещи нескоро забываются. В тот день, в фургоне Саид не захотел об этом говорить. Может быть, поэтому Саид так резко отвернулся, когда речь зашла о семье его родича…