Ну а что же с Саидом? Шарлемань перестал бежать, и полицейские тоже пошли шагом впереди него, может быть, боясь оступиться. А в это время вместо того, чтобы воспользоваться тем, что он ушел далеко от них, и юркнуть в другой цех, растворившись в его массе, Саид повернул от прокатного цеха к заднему запасному выходу с завода… Шарлемань собирает последние силы, снова пускается бежать и обходит полицейских, которые совсем останавливаются… Как же Саид не подумал о том, что там он может наткнуться на другую и притом совсем свежую команду? Шарлемань бежит сломя голову, сердце колотится в груди, в правом боку так колет, что хочется согнуться в три погибели, он бежит и сдавливает рукой нижние ребра, стараясь унять боль. Но вот Шарлемань слышит, как заскрипела дверь, грузно поворачиваясь на петлях, и как она с шумом захлопнулась за Саидом; кажется, будто от ее тяжести содрогнулась кирпичная стена, содрогнулось само солнце, отражающееся в бутылочных осколках, вмазанных по всей длине стены… Когда Шарлемань в свою очередь проскочил под скрип двери, которая с тем же гулким звуком захлопнулась за ним, он убедился, что не ошибся: там, за пределами завода, началась новая погоня. Он видит, как Саид мчится в надвигающихся сумерках по высоким травам Понпон-Финет, как он перепрыгивает через канаву и поворачивает как будто к острову… А может, он и прав, думает Шарлемань. К счастью, полицейская машина стояла не у самого выхода, а на углу справа, откуда можно было следить одновременно еще за одной дверью; полицейские и не подозревали, ликует Шарлемань, что эта дверь с незапамятных времен заперта на ключ и замок в ней проржавел, наверно, вконец… Пока полицейский фургон стронулся с места и подъехал к краю Понпон-Финет, пока он высадил своих пассажиров с автоматами наизготовку — сущее «коммандо», отродясь ничего подобного в этих краях не видели; Шарлемань успел опередить их метров на сто, сто метров выбоин и бугров, камней и жидкой грязи, кустарников, старой колючей проволоки, канав с застоявшейся водой и разрытой земли. Еще дальше от них Саид, он уже недалеко от дорожки, которая ведет к каменному мостику через речку. «Может, мне лучше остановиться, — думает Шарлемань. — Кто их там знает, вдруг им вздумается выстрелить мне в спину. Теперь уж им его не поймать. Хоть бы их сейчас громом разразило»…
Сам не зная зачем, он все же бежит дальше, несмотря на нестерпимое колотье в боку, несмотря на туман, застилающий глаза. Может быть, он вспомнил, как Корнет вот так же мчался среди ночи на пожар. Или Ахмед, который тщетно пытался скрыться и которого не спасла даже ночная темнота…
Так или иначе, он по-прежнему бежит вслед за Саидом, оба они скачут, точно деревянные лошадки на карусели, то вниз, то вверх на крутом спуске к Понпон-Финет.
Ибо вдруг происходит нечто необъяснимое. Из густой травы выныривает большая собака, преграждает дорогу Саиду, становится на задние лапы, поднявшись выше его, потом снова опускается на все четыре лапы и бежит перед ним по дорожке.
Это овчарка Марселя.
Марсель и сам появляется справа от Саида метрах в пятидесяти и зовет пса, не видя еще ни Шарлеманя, ни полицейских, которые полукругом скатываются но склону, тоже напоминая деревянных лошадок…
Но собака не слушает хозяина. Она снова повернулась к Саиду, вынуждая его остановиться, а когда он пытается бежать дальше, пес путается у него в ногах, мешает, словно отталкивая его плечом, и старается достать до его лица.
— Не бойся! — кричит Марсель. — Он играет! Остановись!
Может быть, овчарка узнала Саида. Она настроена явно миролюбиво и не собирается кусать его. И Саид бежит дальше как может, почти не отклоняясь от пути, не защищаясь от собаки, а только отстраняя ее. И все же расстояние между ним и Шарлеманем сократилось наполовину, когда он достигает дорожки, ведущей к мостику.
В этот момент Маркан, разносчик из мясной лавки, едет мимо на велосипеде с корзиной мяса, укрепленной перед рулем. Увидев бегущего Саида и собаку, а за ними Шарлеманя и полицейских, он спрыгивает на землю, бросает велосипед, роняя пакеты с мясом, быстро нагоняет Саида. Он молод и полон сил, он хватает беглеца сзади за плечи и за шею и тяжело подминает под себя обессилевшего Саида, словно вдавливает его в траву.
Полицейские с воинственным кличем удваивают скорость…
Марсель тоже срывается с места.
А Шарлемань вопит не своим голосом:
— Эй, Поло! Что ты делаешь! Отпусти его! Слышишь, мерзавец! Отпусти, говорят!
Парень разжал руки, ничего не понимая, сбитый с толку, и встал, готовясь защищать лицо от хорошей оплеухи и растерянно глядя на приближающуюся рослую фигуру Шарлеманя… Саид тем временем бросился дальше.
— Ты что, рехнулся, парень? — кричит Шарлемань, замахиваясь на него, однако слишком издалека. — Знаешь, что ты мог натворить?..
И он промчался мимо.
Саид уже достиг рощи. Увидев это, Шарлемань останавливается, опускается на одно колено на землю, обеими руками хватаясь за сердце и за бок и глядя, как сверху бегут полицейские. «Можете спешить, голубчики! Теперь уж вы его упустили!..» — думает он.
Невозможно предсказать ход событий при чрезвычайных обстоятельствах. Шарлемань опасался, что, не догнав Саида, они схватят его. Но полицейские, должно быть, ничего не поняли, они решили, что он старался помочь им и обгонял их, желая поймать Саида, как это пытался сделать Поло Маркан, и что они оба чуть его не схватили. Они продолжали бежать вниз, крикнув на ходу Шарлеманю то ли что-то ободряющее, то ли что-то вроде: все равно он от нас не уйдет!..
Марселю удалось подозвать овчарку, которая рвалась бежать за Саидом.
Прицепив поводок к ошейнику собаки, которая все еще стремилась вниз, где полицейские прочесывали рощу, оба приятеля подождали немного, пока не убедились, что погоня сорвалась окончательно. Тут кстати и стемнело. Друзья торопливо зашагали к дому. Теперь, если я им нужен, пускай пожалуют ко мне домой… — раздумывает Шарлемань. Но тогда, вероятно, разговор будет нешуточный… Правда, в глубине души он в это не верит.
— Ну и дурная у меня собака! — ворчал Марсель. — А главное, она с ним просто заигрывала.
Возвращаясь по шоссе, чтобы не попадаться на глаза полицейским, которые, вероятно, направятся к заводу, к своей машине, они наткнулись на Маркана. Приставив к стене велосипед с корзиной, где перемешались в беспорядке все заказы, парень стоял у освещенного входа в кабачок Занта. Возбужденно жестикулируя, он на свой лад рассказывал о происшедшем. Проходя, они увидели, как он вытягивал вперед свои большие руки, показывая, как он надавил на плечи Саида, приговаривал: «Тут я его и ухватил!.. Тут я его, голубчика, и прижал!..»
— А тебе не стыдно? — спросил без обиняков Марсель.
Парень так и застыл с открытым ртом и не успев опустить руки. Прямо кадр из фильма, где вытянутая вперед рука увеличивается перспективой, или фотография рыболова с пойманной рыбой, которая кажется тяжелее и больше из-за иллюзии, создаваемой крупным планом…
…Этот парнишка еще каких-нибудь два года назад ходил в школу. И как только поступил в лавку мясника, сразу вырос и возмужал. Мясо, что ли, пошло ему на пользу… Отец его был шахтером, а он, кто знает, может, станет мясником, раз уж он с этого начал. Он вытянулся и раздался в плечах что-то даже слишком быстро. Усы уже пробиваются, сумерки и свет у входа в кабачок подчеркивают чуть темнеющий меланхолический пушок около углов губ, еще не знакомых с бритвой. Из обшлагов рабочей куртки вылезают рукава полосатого сине-белого свитера, но и они уже не прикрывают запястий. За короткое время все стало ему мало, может быть, поэтому руки его кажутся такими большими. Не удивительно, что он сумел подмять под себя Сайда… Руки его все еще подняты, пальцы растопырены, точно лапы хищной птицы, вцепившейся в барана, только что без когтей. В сущности, не так уж страшен его жест… руки его понемногу опускаются как бы сами собой, и он отвечает Марселю:
— А я подумал — вор! Когда я увидел, как вы за ним бежите!.. А тем более он…