— Значит, тебе было неприятно?
— Нет. Наоборот, это было как погружение в Сеть.
— В сеть?
— Неважно, это тоже долгая история. Больше так не делай, — строго сказал он и поспешно добавил: - Без моего согласия.
Ревекка с готовностью кивнула и улыбнулась. Опустив взгляд, она вспомнила, о чем шла речь до этого, и помрачнела. Затем вдруг закрыла лицо руками и уткнулась в колени.
— Если бы все были такими как ты, такими, как у вас в Амвелехе, тогда я бы не боялась.
— Амвелех скоро погибнет, — сказал Айзек, снова опускаясь рядом с девушкой на лежак. Он удивился, что страшная правда об Амвелехе сорвалась с губ так легко. Может, он сам до конца не верил в нее, несмотря на все предостережения? Будто проверяя слова на вкус, он продолжил: — Там не рождаются дети, запасы аргона-хюлэ истощены, жрецы лгут, мятежники во главе с моим братом проливают кровь, даже не подозревая, что все их попытки тщетны. Мы обречены.
— Все обречены, — сказала Ревекка, поднимая голову. Глаза её были сухи, а на губах играла невеселая улыбка. — Все. В Харане рождаются дети, но многие погибают в утробе матери, другие — во младенчестве, тех, кто выживает, забирают люди Ликократа. Я не знаю зачем. Болтают, что они приносят их в жертву каким-то языческим богам. Другие, кто остается, кого удалось спрятать и прокормить, взрослеют и живут в постоянном страхе голодной смерти. Но даже несмотря на всё это, женщины продолжают рожать. Снова и снова. Давая жизнь, а вместе с тем обрекая на смерть, — она замолчала и отвела взгляд. — Я так не хочу, я другая, не такая, как они все. Я не хочу безропотно принимать удары судьбы. Даже на краю гибели Амвелех кажется мне раем. Мечтой, — Ревекка сцепила пальцы, и ее лицо приобрело мечтательное выражение. Она посмотрела на Айзека и спросила: — Ведь сколько-нибудь он еще просуществует? Хоть совсем чуть-чуть, чтобы я увидела его хоть одним глазком?
— Да, наверное. Может быть, еще лет десять или пять. Может быть, год. Я не знаю. На самом деле, я совсем ничего не знаю. Но дело не только в этом. К илотам… к твоему народу в Амвелехе относятся с пренебрежением. Даже отец не пожалел Хэйгар, свою наложницу, хотя та родила ему сына. Её изгнали, и она умерла в пустыне. Все друг другу врут и скрывают правду.
Ревекка закивала.
— Даже год. Это было бы чудесно! — она осторожно коснулась его пальцев, потом сжала его руки в своих горячих ладонях. — Мне всё равно, что со мной будет, я погибну в любом случае, если останусь здесь. Пожалуйста, возьми меня с собой. Я хочу увидеть Амвелех.
Айзек не знал, что ей ответить. Девушка вызывала в нем приятные чувства: участие, симпатию, жалость, что-то еще, что он до конца не понимал, но он боялся принимать такое важное решение. Что скажет отец? Что в действительности ждет ее в Амвелехе? Решение взять Ревекку с собой предполагало ношу, которую он не готов был на себя взвалить.
— Я не знаю. Мне нужно подумать. Прости, — ответил он после короткого раздумья.
Ревекка отпустила его руку и, подтянув к себе, колени обвила их руками.
— Пора возвращаться, — сказала она и обвела пальцем след, оставшийся от ремешка сандалий. — Сегодня вы отправитесь к Ликократу?
— Наверное.
— Вы вернетесь?
— Я не знаю.
— Нет, не вернетесь, — она грустно улыбнулась, следя за своим пальцем. — Не может быть, чтобы ты вернулся за мной.
— Я вернусь, — ответил Айзек и, схватив Ривку за плечи, развернул к себе. — Вернусь, я обещаю, и тогда мы поговорим.
— Хорошо, — Ривка улыбалась, хотя по ее лицу было ясно, что она не верит ни единому слову.
— Я не могу тебя взять с собой сейчас. Я даже не знаю, что скажу отцу. Да и у Ликократа тебе будет небезопасно. Ты же сама сказала.
— Да. Я так сказала.
— Я правда не могу решить сейчас, — сказал Айзек, начиная злиться. — Я поговорю с отцом, но даже если он не даст согласие, я вернусь. Слышишь?
— Я слышу. Всё в порядке, даже если не вернешься. Я должна была попробовать — в этом всё дело, — Ревекка высвободилась из его хватки и встала. Она выглядела слабой, обречённой, хотя всё еще пыталась удержать на губах улыбку. — Пойдем. Тебя уже ждут.
— Просто дождись меня, хорошо? — Айзек догнал ее у выхода и снова взял за руку. — И мы что-нибудь придумаем.
— Хорошо, — кивнула Ревекка, по-прежнему глядя в пол.
— Нет. Посмотри на меня, — Айзек угрожающе шагнул вперед. Ему не нравилось, что после всего, что она наговорила с такой горячностью и отчаянием, Ревекка прячет взгляд. Ему казалось, что она что-то задумала. — Обещай.
Девушка поняла голову и посмотрела Айзеку в глаза. В них было нетерпение и та же злая насмешка, что в начале разговора.
— Я обещаю и я верю тебе.
Айзеку стало горько от этого взгляда, словно она нарушила атмосферу откровенности и близости, что царила между ними еще недавно. Он хотел отстраниться, но Ревекка вдруг притянула его голову к себе и поцеловала в губы. Затем, высвободив руку из его пальцев, пошла дальше по коридору. Услышав тихий, задушенный всхлип, Айзек не стал больше ни о чем спрашивать и просто поплелся рядом.
Ревекка остановилась и указала направление.
— Туда. Отсюда слышно голоса. Не заблудишься. Иди, — сказала она, не глядя на Айзека, сразу же повернулась и пошла в обратную сторону.
Айзек смотрел ей вслед, кусая губы. Он хотел было окликнуть её, пообещать, что возьмет её с собой прямо сейчас, даже поднял руку, но это было бы неправдой. Ему нужно было время, чтобы разобраться со всем этим, чтобы поговорить с отцом, чтобы решиться. Поэтому Айзек опустил руку, повернулся к Ревекке спиной и пошел на звуки голосов. Айзек знал, что поступает правильно, но всё равно чувствовал себя подлецом.
========== Глава двенадцатая. Последний царь илотов ==========
С гор Белшар-Уцур походил на торчащие вверх изъеденные артритом пальцы. Из-за сурового климата и недостатка подходящего места город застраивали скученно, а когда строиться вширь стало невозможно, город стал расти вверх. Устойчивость этой крайне неоднородной конструкции обеспечивала внутренняя сетчатая мембрана-перекрытие, связывающая здания между собой. Из-за неё эклектичный конгломерат казался единым строением — этаким лабиринтом-термитником, построенным без какого-либо архитектурного плана, и вообще без участия разума человека.
Белшар-уцур был слишком беспорядочен и нестроен, чтобы Абрахам мог бы заподозрить в нем замысел Великого Архитектора. «Без всякого сомнения, — думал он, оглядывая безвкусное, пёстрое строение, — Господин оставил это место и лишил илотов разума». В неуклюжей архитектуре Белшар-Уцура Абрахам видел результат действия инстинктов, подобных тем, что заставляют животных рыть себе норы, а насекомых выстраивать причудливые жилища. Только слепая потребность в защите и желание пустить пыль в глаза пышным и абсолютно нефункциональным оперением могли двигать людьми при строительстве подобного убожества, но никак не здравый смысл.
Абрахам еще больше укрепился в этом мнении, когда они въехали в черту города. Многие здания на окраине были наполовину разрушены и держались только за счет внешнего каркаса. От других остались только ржавеющие остовы с остатками бетонных стен. Некоторые блоки висели в воздухе на проводах, растянутых между опорами перекрытий. Люди, которыми кишели улицы, ничуть не тревожились по этому поводу — несмотря на то, что многие из уже были увечны и больны. Казалось, им нет дело ни до чего, кроме дикой пестроты, которой они себя окружали. Выглядели они броско и причудливо: респираторы, спасающие от пыли разрухи и выхлопных газов, сверкали ядовитыми цветами, грубые, металлические сочленения дешевых протезов были выставлены на показ, как нечто достойное восхищения, а мало что скрывающая, одежда блестела и переливалась в свете голограмм.
Абрахам снизил скорость и ехал теперь медленно, чтобы лучше рассмотреть местных жителей. Большинство из них не обращали внимания ни на него, ни сопровождавших его дулосов и Аарона. Хотя роботов в Белшар-Уцуре встречалось относительно немного, никого не удивляли амвелехские дулосы старой модели, если что и заставляло людей оглядываться и ретироваться, то только новые, блестящие гиппосы. Разглядывая этих жалких людей, похваляющихся своим безумием, и окружающую обстановку, от которой так и веяло нездоровьем и пороком, Абрахам с удовлетворением отметил, что был прав, оставив Айзека в Харане.