— Господин укажет, — повторил Абрахам и приказал дулосу подъехать и дать ему напиться. Жар пустыни нарастал. — Осталось немного, Айзек. Будь сильным.
Жаркое солнце уже озаряло рыжие склоны гор, когда впереди показались руины древнего города. Его зияющие дырами стены тянулись по плоскогорью Хар а-Мóриа, опоясывая правильным прямоугольником возвышающуюся в центре многоступенчатую башню Нэоса. Оставив дулоса за стеной, они взяли запасенное топливо и вступили в древний город уже вдвоем. Айзек нес баллоны с аргоном-хюле, они были тяжелы, но по обычаю рабы не могли войти в священное место. Заросли невысоких кустарников заполонили всё пространство между камнями, некогда служившими опорами домов, и источали тонкий приятный аромат, но животных здесь не было.
Храм почти не пострадал от времени и войны и возвышался над руинами и окружающими горами, как молчаливый древний идол. Оказавшись внутри, Айзек выдохнул с облегчением: древний нэос утратил большую часть крыши и не так давил сверху, как его клаустрофобически тесные коридоры. Ясное небо над головой — единственное, что удерживало Айзека от паники.
Они вышли в главный зал. Он был пуст, только алтарь, целиком выточенный из скальной породы, составлял его убранство. В священных текстах говорилось, что из этой скалы родилась планета. Это был краеугольный камень мироздания, из которого был построен нэос Амвелеха, единственное каменное сооружение Благословенного Города, но даже там эта скала не казалась такой пугающей. Рассыпающийся от старости алтарный камень был черен от пролитой на нем крови и аргона-хюлэ. Казалось, что жертвы приносились здесь совсем недавно. Айзеку даже послышался едкий и пряный запах крови. Он коснулся камня пальцами. Кровь на нем была липкой. Она пропитала алтарь, влилась в трещины камня, которые были черны и глубоки и походили на морщины. Под алтарем, по преданию, скрывался высохший колодец, куда стекала кровь, смешанная с аргоном-хюле в «присноживом огне» единения. Веками здесь проливалась кровь, чтобы задобрить богов и склонить их на свою сторону. Это была станция, но с обратным ходом: кровь животных отдавалась в обмен на благоденствие. Любому из добродетельных жителей Амвелеха, исполняющему ноэтическую молитву утром и вечером, подобный обряд показался бы кощунством, каким он казался и Айзеку, когда он впервые о нем услышал. Теперь его уже не удивляло подобное варварство, наоборот, ему казалось, что подобный обряд больше соответствует кровожадной природе человека.
Черный вязкий аргон-хюле медленно растекался по алтарному камню, пока Абрахам читал очищающие молитвы. Айзек следил, как густая жидкость, кровь планеты, смешиваясь с мелким крошевом и пылью, заполняет трещины-сосуды этого каменного сердца, наполняет его углубление, как чашу. Пульс гулко стучал в его висках в такт словам отца на древнем сакральном языке. Айзек ждал. Ждал, когда Господин, Которого он никогда не видел, Который являлся только Метатрону, явит Себя в этом нэосе и укажет того, кто должен умереть.
Слова молитвы смолкли, и за спиной раздались шаги. Медленные и тяжелые, с глухим бряцанием трости о камень. Абрахам остановился позади сына.
— Встань на колени, сын, — приказал он. Айзек подчинился. Он не боялся оборачиваться, он чувствовал присутствие отца каждой клеткой своего тела. Абрахам медлил, на секунду он сжал кудрявую голову Айзека руками и прижал к себе, трость опрокинулась.
— Святейший…
— Молчи, Айзек… Ради Господина, молчи, — Абрахам отстранился, его тень на стене колыхнулась, и Айзек понял, что он что-то ищет в том чехле, что обычно носил поверх комбинезона на бедре.
— Прости меня, мой мальчик, — сказал он, занося руки с зажатым в них предметом вверх. — Такова воля Господина.
Айзек не выдержал. Тело дернулось само, выворачиваясь из рук старика, раньше, чем Айзек понял, что делает. Ему самому в тот момент казалось, что он просто хочет увидеть лицо отца.
— Нет, Айзек! — вопль Абрахама был страшен. Слёзы текли по его морщинистому лицу, губы дрожали, а к груди он прижимал махайрас — ритуальный нож, который когда-то использовали для заклания жертвы. Айзек замер и попятился назад, упираясь спиной в каменный алтарь с переливающимся за края аргоном-хюле. Густая черная жидкость испачкала его волосы и залила ворот, медленно пробираясь под комбинезон и стекая по спине.
— Что с тобой?! Почему? — Айзек спрашивал не потому, что хотел знать причину, он спрашивал, потому что испугался той ненависти, что вдруг ощутил к отцу и Господину. Он не пытался бежать. С мучительным любопытством он ждал от отца оправданий или продолжения ритуала.
Абрахам вытер лицо рукавом.
— Это необходимо. Можешь ненавидеть меня, но верь Господину. Ты возродишься в Новом Эдеме. Ты станешь богом! Ты — Тэкнос! На тебя указал Господин…
На его лице отразилось сомнение, но потом — безумие. Он шагнул к сыну и отвел руки, которыми тот невольно заслонялся. Айзек был послушен, как ягненок, но Абрахам чувствовал его ненависть. Он снова поднял махайрас, прижимая голову сына к алтарю за волосы. Яркие лучи солнца, прорвались сквозь разрушенный потолок и заскользили по его руке и волосам Айзека.
Айзек смотрел на отца снизу вверх, широко распахнув глаза и не произнося ни слова. Он ловил каждое его движение и ждал. Ждал, когда отец опустит нож и вспорет ему горло, как живот жертвенного агнца. Он представлял, как он поднимет его уже мертвое тело на камень и зажжет огонь. Хватит ли у него сил, чтобы возложить мертвое тело на алтарь? Его руки дрожат. Пристало ли жрецу колебаться во время самой великой из мистерий? Губы Айзека раздвинулись в улыбке.
Вдруг по лицу жреца пробежала судорога. Он сжал зубы и взвыл, не то взывая к богам, не то проклиная их. Махайрас обрушился вниз, Айзек зажмурился. Улыбка исчезла.
— Абрахам!
Комментарий к Глава пятнадцатая. Страх и трепет
Слова из книги Пророчеств по-прежнему принадлежат Гераклиту.
Название главы отсылает к одноименному произведению Кьеркегора.
========== Глава шестнадцатая. Deus ex machina ==========
Рука старика отклонилась, прочерчивая на лице Айзека болезненную линию тупым острием махайраса. Юноша инстинктивно дернул головой, ударяясь затылком об алтарь, и распахнул глаза. Словно во сне, Айзек наблюдал, как Абрахам валится на пол. За его спиной с окровавленным ребенком на руках стоял Аарон и что-то кричал. Смысл его слов до Айзека не доходил. Он подумал было, что это илот оттолкнул отца, но спустя несколько долгих мгновений он понял, что жрец рухнул сам. Абрахам лежал ничком на каменном полу и сжимал голову руками с такой силой, что кожа под его пальцами покраснела. Узкие плечи сотрясались, будто от рыданий. Айзек смотрел на него без капли сочувствия.
— Ещё одна жертва? Ещё один ребенок? Разве этих недостаточно, полоумный ты старик?! — говорил Аарон, возвышаясь над ними. Он поднимал убитого мальчишку на руках, словно желая продемонстрировать его всему миру, укорить в бессмысленной жестокости. У ребенка было вспорото горло. Его голова с растрепанными черными волосами и перепачканные кровью руки безжизненно свисали вниз, но взлетали каждый раз, когда Аарон вскидывал тело. Казалось, мальчик хочет ожить и улететь далеко-далеко. Айзеку хотелось закричать, но слова застряли в горле. Он задыхался от духоты и сладкой вони аргона-хюлэ.
Плечи Абрахама напряглись в последний раз, медленно опустились и расправились. Он оперся кулаками о каменный пол и подобрал под себя колени, пытаясь встать. Айзеку даже не пришло в голову ему помочь. Наконец, нащупав свою трость, Абрахам с огромным трудом поднялся на ноги. Он выглядел так, будто вернулся с того света. Мертвенно бледный, он провёл тыльной стороной ладони по губам, сметая с них и бороды налипшую грязь. На лбу выступил пот. Почти что с удивлением Айзек отметил, что глаза архонта сухи и бесцветны. «Он умер, — понял вдруг юноша, — мой отец умер. Этот человек убил его. Верховный жрец и фанатик… убил его».