— Ты не пойдешь?
— Нет. Я знаю всё, что мне следует знать.
Прежде, чем зайти в раскрытую дверь вслед за Терапевтом, Исмэл обернулся. Обе девочки, делящие между собой одно кресло и имя, снова были неподвижны и пусты.
========== Глава двадцатая. Сад земных наслаждений ==========
Когда Исмэл вышел от Терапевта, у него кружилась голова. Он чувствовал тошноту, но не физическую, а скорее ментальную, от пресыщения информацией. То, что рассказал ему Терапевт, не лезло ни в какие ворота, и никак не согласовалось с тем, что Исмэл знал об окружающем мире до сих пор. Думал, что знал. Он попытался скользнуть в Сеть, но от этого еще больше заломило в висках, поэтому, послав сообщение Руфи, что с ним всё в порядке, он отключился и снял шлем. Он остановился в коридоре, прислонился к стене и сжал голову руками, сминая волосы пальцами.
Давление в голове было похоже на заражение Ризомой: короткий отрезок информации, бесконечно делится и повторяется, в считанные секунды заполняет всё пространство сознания и сводит человека с ума. Чтобы действие вируса было эффективным, информация должна быть привлекательной, противоречивой и неполной. Первое играет роль наживки. Например, наибольшей привлекательностью для сознания человека обладает кажущееся решение смертности, или точнее: обещание логического доказательства бессмертия. Внутренняя абсурдность этого доказательства парадоксальным образом приводит к выводу о правильности этого пути, а его неполнота заставляет мозг работать по кругу, пытаясь восстановить недостающий кусок. Все остальные процессы останавливаются, потому что пойманный в ловушку разум бросает все ресурсы на решение парадокса. Метафизическая петля, как правило, даже не осознается — Ризома действует мгновенно. Человек оказывается в плену своих фантазий, ему кажется, что он вот-вот поймет нечто очень важное, но вместо этого он просто перегорает, как лампочка. После разговора с Терапевтом, Исмэл чувствовал себя почти так же, как во время испытаний вируса: голова раскалывалась, но перестать думать о сказанном и о том, что скрывалось между строк он не мог. Знание, которого он так жаждал, не привело к успокоению,
Лаборатория, в которую вела дверь из кабинета Терапевта, была поистине огромной. Она напоминала цех подземной фабрики. В метрах десяти от входа начинались ряды капсул с затемненными полупрозрачными корпусами и громоздкими кибербиологическими сочленениями вверху и внизу. Все они были соединены черными, пульсирующими трубками. Те, что потолще, похожие на кишку, входили в капсулу сверху, другие, тонкие и жилистые, торчали из стенок с двух сторон, скручивались в тесном пространстве между кабинами в большие черные пучки, и исчезали в полу. Над капсулами и в узких коридорах между ними работали громоздкие системные дулосы. Вся эта истекающая маслом гибкая био-механика была в постоянном движении: что-то бурлило, перетекало, вздыхало и жалостливо хлюпало — вызывая у Исмэла неприятные ассоциации с вскрытым телом неизвестного и всё ещё живого существа. От этой мысли к горлу подкатывал горький ком тошноты. Чтобы отвлечься, Исмэл скользнул в вирт-пространство, но двойника лаборатории не существовало. Не было даже «изнанки» — так называемого «пустого слоя», матрицы для наложения виртуальных слоев, которые служили основой для создания комнат-двойников. Всё, что смог уловить Исмэл в вирт-пространстве лаборатории — это команды, которыми обменивались дулосы, и странные сигналы, исходящие из капсул. Находиться на этом уровне Сети было невыносимо.
Терапевт вылил на каждую ладонь препарат с резким химическим запахом, встряхнул руки и натянул перчатки. Они растянулись с упругим резиновым хлопком и обхватили костлявые запястья. Он надел медицинскую шапочку с хирургической маской, повернулся к Исмэлу и вдруг захихикал. Мутные, неулыбающиеся глаза в промежутке между красными полосами спецодежды блестели.
— Считается, что вирты — не самые благодарные клиенты, когда идет речь о кибер-биологическом вмешательстве. Вы ненавидите тело и органику. Вещество и технику. Вы падаете в обморок от вида своих экскрементов и считаете себя выше этого. Человек — это идея, это ум. Он равен богам. О да, он равен… — его смех напоминал скрип зубов. — Но отнюдь не «в идее». Боги — это аргонические иглы, находящиеся в прямом контакте с твоим мозгом и позволяющие тебе обманывать самого себя. Не более того.
Терапевт оборвал смех. Он отстегнул маску с одной стороны, она повисла красной тряпкой у левого виска.
— Задача «Симулякра» — отказ от физического носителя, от телесности, органики и техники, в том числе от нейро-сеток и аргоновых игл, — сказал Исмэл, не вникая в слова старика, которые казались ему пустым трёпом сомафила. — Ты знаешь, что это возможно. Твои дулосы тому подтверждение.
— Ева-2 — пример переноса, но отнюдь не отказа от материи, — ответил Терапевт. — Ты говоришь, что хочешь избавиться от физического носителя, но вполне ли ты уверен, есть ли нечто, кроме него? Что если сознание — только функция, которую можно воспроизвести на другом биотехническом материале, но без него, оно ничто?
— Не всё ли равно, как его называть? Важен только результат, возможность сохранения единства самосознания.
Губы Терапевта дрогнули, словно он собирался улыбнуться, но в последний момент сдержал себя. Это было похоже на нервный тик. Он пожевал губами и спросил:
— А как же смерть?
— Её не будет, умирает только тело.
— Сеть — тоже носитель. Что если уничтожить её?
— Сеть — структура без центра и иерархии, её невозможно уничтожить, не уничтожив при этом весь Амвелех, — ответил Исмэл раздраженно, понимая, что Терапевт пытается загнать его в логическую ловушку.
— Но и это возможно, не так ли? — спросил тот с доброжелательностью учителя, который подталкивает ученика к нужному ответу. — Не думаешь же ты, что Амвелех будет существовать вечно?
Исмэл промолчал. Терапевт не торопил его с ответом, но и не заговаривал сам, словно давая ему время подумать, поощряя своим молчанием. Пауза длилась слишком долго, и когда старик поднял на Исмэла свои внимательный и холодный взгляд, Исмэл не выдержал:
— Нет, но он может существовать очень долго, потому что наши предки строили не просто город — они строили Новый Эдем. Система жизнеобеспечения Амвелеха не похожа на Сеть, это организм с автономными и взаимосвязанными функциональными единствами — вентиляцией, канализацией, системой электрификации, пищевым производством и прочим — и каждое из них предполагает централизованное управление. Я, как и все, считал, что контроль осуществляется людьми, думал, что стоит мне получить доступ к Театру, Амвелех станет моим, но суеверный страх архонтов подтолкнул меня к другой мысли. И я хочу, чтобы ты сказал мне, прав я или ошибаюсь.
— Я не вхожу в круг Семи, — остановил его Терапевт, — у меня нет доступа к Театру.
— Возможно. Но, тем не менее, ты знаешь о чём идет речь, — он посмотрел на старика, и тот после небольшого, несколько наигранного, колебания, кивнул. — Я думаю, что контроль осуществляют системные дулосы. Люди заняты только видимостью работы — переписыванием и подсчетами, которые не имеют никакого смысла. Перед каждым инженером-периэком стоит незначительная и очень узкая задача, которая предполагает наличие человеческого контроля над Системой, но в действительности контроль осуществляют сами машины. Система создает искусственную занятость и досуг для населения в той же мере, что и обеспечение его продуктами питания.
Исмэл замолчал. На лице Терапевта почти не отражалось никаких чувств, разве что вежливый интерес. Он ждал продолжения.
— Я думаю, что секрет Театра, погребенный под ворохом суеверий жрецов, на самом деле предельно прост: городом управляют машины, а не человек. Разве не об этом ты хотел сказать, называя их «богами»? Даже если все люди вымрут, Город будет существовать. Жить — как жили растения и звери в природе, корректируя программу воспроизведения и жизнедеятельности согласно закону самоорганизации. Вполне логично предположить, что Театр — это всего лишь суперкомпьютер, осуществляющий общение дулосов между собой, иначе говоря: мозг Амвелеха, который, вполне возможно, вообще не подвластен никому из людей.