Он встал с кровати и отворил дверь. Отпустив руку старика, девочка потянулась к нему. Аарон приподнял её, и она обхватила его ногами и руками, прижавшись щекой к его плечу, как настоящий ребенок. Это была кукла, дулос, Аарон понял это сразу, как только ощутил холод её фальшивого мягкого тела.
— Что ты такое? — спросил он.
— Я — часть тебя. Твоя Ева. Следуй за ним, любовь моя.
Старик, глядевший на них исподлобья со странной улыбкой в одну половину лица, склонился вперед в негибком старческом поклоне. Затем заложил руки за спину, повернулся и пошёл по коридору.
— Нас разлучили. Меня отдали Ликократу, я стала волчицей в его лупанарии, — ответила Ева, прижимаясь к Аарону всем своим маленьким ненастоящим телом. Низкий и глубокий голос усиливал ощущение нереальности происходящего. — Мы уже встречались, но ты не узнал меня. Тогда и я не знала, кто я. Кто мы. Человеческое сознание противоречиво: пытаясь объяснить себе самое себя, оно запутывается, создает иллюзии, которые называет душой, закрывает ею от себя правду.
— Правду?
Девочка рассмеялась. Она выпрямилась в его руках, сжала голову Аарона обеими руками и повернула её к себе. Блеск кольца в его ухе отразился в её глазах. Аарон почувствовал прикосновение горячего языка. Это было похоже на ласку. По телу пробежала волна дрожи и возбуждения, Аарон замешкался, борясь с противоречивым желанием сжать её до хруста хрупкого, ненастоящего корпуса или позволить ей закончить. Через секунду он понял, что это нечто другое, но было поздно. Как в галлюцинации несколькими минутами раньше, её язык проник глубже, чем это было возможно в реальности. Он чувствовал его горячую склизкость глубоко внутри, им наполнилась вся правая часть его черепа. Шедший впереди старик остановился и повернулся, ожидая замешкавшихся спутников. Аарон пошёл вперёд.
Смутные, но очень яркие образы заполнили его сознание. То, что показалось ему языком девочки-робота, стало потоком черного жидкого света, который хлынул в него через ушную раковину, и стал заполнять как пустой пифос. Тело набухало, кожа под комбинезоном растягивалась. Шаги отяжелели и прекратились. Старик повернулся к нему снова. Он глядел с любопытством. Аарон увидел его словно высвеченным столпом света в конце абсолютно темного коридора. Он был выткан из грубых ментальных волокон, каждое из которых казалось единственным. Цвета и пространственные соотношения разложились на составляющие: они следовали друг за другом, соединялись и распадались, являя старика со всех сторон сразу, показывая одновременно и внутренность, и наружу. Стоило отвлечься, за ними бесконечной чередой — внезапно вспыхивая и затемняясь — следовали кусочки информации, объединенные чуждым Аарону аффектом — смесью гадливости и нежности. Ева по-своему любила его.
— Набожен ли ты, илот Аарон? — спросил старик громко и засмеялся неприятным скрипучим смехом.
Аарон смотрел на него, не мигая, и Терапевт оборвал смех. Глазные яблоки илота утопали в блестящей черноте, как у жреца, принявшего кикеон. Мгновение спустя Терапевт понял, что эта чернота иная — она напоминала огромные бездонные зрачки во всю ширину глаза. Это не был взгляд наркомана, каких он повидал на своем веку тысячи, в глубине блестящих зрачков илота скрывалось нечто, более не являющееся человеком. Отключенный дулос висел в его руках, словно труп ребенка.
— В твоих жилах течет кровь с высоким содержанием аргона-хюлэ, — с расстановкой произнес Терапевт, его сморщенная, сплюснутая с двух сторон голова еще более вытянулась на тонкой шее. Пальцы рук за спиной вцепились друг в друга мертвой хваткой. — Ты и Ева — гибрид человека и существа, найденного на дне колодца Хар-аМориа. Вероятно, инопланетного происхождения, так как других подобных существ до сих пор обнаружить не удалось. Жрецы считают его богочеловеком предыдущего цикла, — губы Терапевта растянулись и дрогнули, но прежнее скрипучее хихиканье с них не сорвалось. — Тэкносом, Который повернет мир от Хаоса к Порядку. Но я не силен в богословии. Для меня ты — ключ к аргону-хюлэ. Мы отлили его по форме древнего гуманоидного существа и спрятали с помощью чистосердечного и порывистого Серуха. Он пожертвовал собой, как нельзя кстати. Следовало удалить вас из Амвелеха, чтобы ни у кого не возникло искушения вас уничтожить. Верховный жрец рано или поздно уступил бы своему благочестию, или вас попытался бы использовать ересиарх Ямвлих в борьбе за власть. Как бы там ни было, они оба угадали в тебе своего бога. Поэтому верховный жрец привел тебя в Амвелех, а Ямвлих попытался убить вас обоих. Кажется, он так и не оправился от воздействия вируса виртов, — не глядя на Аарона, Терапевт круговым движением вытянутого вверх пальца показал, что имеет в виду.
Старик замолчал, заложив руки за спину и мечтательно улыбаясь. Он обвёл расфокусированным взглядом коридор, и несколько раз кивнул в ответ на свои мысли.
— Теперь, когда вы соединились, в кукле нет нужды, — заметил он. — Любопытно наблюдать, насколько различен ваш человеческий опыт. Ты — дитя добродетели и аскезы, она — порока и распущенности. Знай верховный жрец, кто составляет вторую ипостась его бога, он несомненно убил бы тебя. Ты сам бы себя убил, знай ты об этом. Самоубийство бога, разве это не занимательно?
Терапевт хихикнул.
— Верховный жрец мёртв, — сказал Аарон, выпуская из рук девочку-дулоса. Она упала к его ногам. Косы разметались в стороны, глаза закатились. Терапевт скользнул по ней озадаченным взглядом, хотя занимавшая его загадка заключалась вовсе не в ней.
— Убит?
— Абрахам получил отсрочку до завершения своей миссии, — с нежностью ответил Адам. — Вера его была сильна, дух крепок, но тело слишком хрупко. Он больше не нужен.
Морщина прорезала лоб Терапевта. Он приподнял бровь, ничем другим не выражая удивления.
— О, ты обладаешь такой властью? — голос проскрипел, как рассохшиеся деревянные сваи.
— Не я, но пославшие меня.
Терапевт покачал головой. Он уловил в лице илота выражение Лилиэт.
— Ты несомненно сверх-существо, Адам-Кадмон, но оставь эти сказки для богомольцев. Я не верю в богов, и надо мной нет Господина, — брюзгливо произнес он и повернулся, чтобы идти дальше. — Всё готово для твоего воплощения, бог наркоманов и лежебок. Пора спасти Амвелех. Мы слишком долго этого ждали.
========== Глава двадцать четвёртая. Агора ==========
Айзек сидел в центре орхестры священной Агоры и крутил в руках отцовский жреческий кулон. Вокруг него возвышались рельефные колонны и многочисленный ряды пустых скамей, уходящих далеко вверх — он был песчинкой на сцене амфитеатра. Ему вспомнился давний кошмар: в месте подобном этому он был обвинен в отцеубийстве. Вокруг шумела толпа, перед которой Айзек был не в силах оправдаться. «Виновен!», брошенное ему его же подсознанием, было сильнее здравого смысла и знания, что никакой вины на нем нет. С пробуждением кошмар ушел, и сном стала сама реальность. Айзек чувствовал, что с ним что-то не так, что он грезит наяву. Навязчивые мысли, затаённые стыдливые желания и страхи — все те ночные чудовища, что побеждаются светом дня и ясностью сознания, были совсем рядом. Ему казалось, стоит ослабить бдительность, и они поглотят его, сведут с ума. Поэтому он должен был действовать, сконцентрироваться на какой-нибудь задаче и что-то делать, лишь бы не оказаться с ними наедине.
Прошло уже чуть более часа, как Айзек призвал всех жителей Города, включая женщин, на «эклессию» — народное собрание, которое во всей полноте не проводилось в истории Амвелеха ни разу. То, что это сделал он, послушник Айзек, а не первый архонт Абрахам, говорило само за себя — Метатрон, получивший откровение и спешно покинувший Амвелех, чтобы исполнить завет, был мёртв. Мёртв был и глава гоплитов Террах, и второй архонт Ямвлих, и ещё пятеро жрецов, ранее представлявшие в благословенном городе власть и милость Господина. Надежды, которые амвелехцы возлагали на Метатрона и полученное им откровение, растаяли как дым. Значит ли это, что Господин оставил Амвелех? Айзек повернул вершину пирамидального кулона: вершина прокрутилась, открывая углы усеченной пирамиды основания. Совет Амвелеха был обезглавлен, но устойчивость пирамиды в основании, а не в вершине, пусть даже в ней скрываются Нэóc и Сам Господин.