Айзек поднял голову и посмотрел через высокие раскрытые настежь двери Агоры в пустой коридор. Он воспользовался отцовскими регалиями, чтобы снять все ограничения с зала собраний, доступного ранее только старейшинам, и отправил сообщения Исмэлу и всем остальным с призывом явиться на Агору, чтобы заключить новый священный союз с Господином, но в ожидаемое время не явились даже архонты Сорокá. Айзек нервничал, но старался это скрыть — в большей степени от себя, чем от Ревекки.
Девушка сидела невдалеке, на первой, ближайшей к орхестре скамье, сложив руки на коленях, и тоже ждала. Еще недавно это место могли занять только избранные, лучшие из лучших, первые из равных — архонты совета архонтов, а теперь здесь сидела она, «грязная илотка», бывшая рабыня и нижайшая из низких. Ничего подобного Айзек ей, разумеется, не говорил, но Ревекка догадывалась обо всем сама. Всё это место — священная Агора — дышало величественным презрением к её запыленным одеждам и темной коже. Но присев на самый край скамьи, Ревекка не спешила вставать. Воспитанная с детства готовность терпеть оскорбления и боль не в первый раз оборачивалась для нее странным желанием продлить это чувство горделивого унижения. Как знать, не это ли чувство привело её в Амвелех?
Над орхестрой и сидящем на полу Айзеком развернулась его собственная голограмма и громогласно заговорила. Айзек вздрогнул и посмотрел вверх. Слова его призыва отразились от бесконечно далёких сводов Агоры неестественным металлическим эхом. Сообщение повторялось каждые десять минут, но он никак не мог к этому привыкнуть.
— Последним желанием моего отца, Метатрона, верховного жреца и первого архонта Абрахама, было созвать Народное собрание, — говорил его собственный, но при этом совершенно чужой голос. — Я выполняю его волю. Мы должны объединиться и все вместе решить, что нам делать дальше. Вирты, киберы, сторонники традиций, сторонники прогресса — мы не враги друг другу. Наш главный враг — сокрытие правды и страх перед будущим. Конец знакомого нам мира близок, но этот конец — новое начало. Так гласит Пророчество, но не только — это желание каждого из нас. Перед лицом перемен мы должны быть сильны и решительны, и мы должны быть едины, как един Господин, указывающий нам путь к Новому Эдему, будь он миром полубогов, новым циклом истории или жизнью в новом измерении бытия, которого желают вирты. Время Хаоса должно закончиться. Ум, Утроба и Сердце есть Одно. От Незаходящего ничто не скроется. Ибо здесь присутствуют боги! Так говорю я, Айзек, последний ребенок Амвелеха, благословенного Города Колодцев!
Голограмма свернулась в точку и исчезла. Айзек встал, подошел к Ревекке и присел рядом с ней.
— Наверное, они боятся, — сказала Ривка, сжимая сложенные ладони коленями. Она, как и сам Айзек, была в том же дорожном комбинезоне, в котором приехала. Пружинки волосы едва достигали круглого стоячего воротника. — Эгемон обвинил вас в сговоре с илотами и измене.
Айзек кивнул.
— Если в это поверил Террах, то остальные тем более, — он обхватил голову руками и с тоской проговорил: — И теперь он мертв. Кто же нам поверит? Нам никогда не оправдаться перед народом. Элизар!
Дулос появился в проёме двери Агоры.
— От Исмэла нет сообщений?
— Нет, мой господин.
— Трусы. Все они просто трусы! Нет даже гоплитов! На кону их жизнь, а они прячутся по своим отсекам. Я знаю, все привыкли к благополучной и расслабляющей жизни, решения и ответственность всегда были бременем кого-то другого, но теперь-то они должны хоть что-то сделать!
Ривка поджала губы, думая о чем-то своем, но Айзек воспринял это как укол в свою сторону. Он встал со своего места и зашагал вдоль скамей.
— Ладно. Пусть так… — он остановился, кусая губы, и посмотрел куда-то вверх. — Значит, остается последнее. Элизар, Нэос находится прямо над Агорой?
— Да, мой Господин.
— Хорошо.
Ревекка подняла на Айзека взгляд. Он молчал.
— Что ты задумал?
— Может быть, они не хотят меня слушать, потому что я всего лишь послушник?
Ревекка ждала продолжения. Взгляд Айзека ей не нравился — загнанный, погруженный глубоко внутрь и при этом какой-то несознающий. Бледность слишком контрастировала с запавшими, покрасневшими глазами. Он был на грани, но не замечал этого. Он пытался спасти всех и не знал, что это ему не по силам.
— Ты не сможешь их переубедить, даже будь ты Самим Господином. Чужая убежденность в собственной правоте как стена, если в ней нет бреши, ничто её не сдвинет.
— Может ли всемогущий бог создать камень, который не сможет поднять?
— Что?
Айзек улыбнулся и покачал головой, но выражение его глаз оставалось прежним.
— Теологический парадокс… Неважно. Отец был прав, моя вера слишком слаба, но я должен завершить посвящение. Может быть, Господин ответит мне, — он снова поднял голову вверх, и Ревекка невольно проследила за его взглядом. Она не увидела ничего, кроме украшенного барельефами свода. — Что если это я всё испортил? Что если я должен был умереть?
— Нет! — Ревекка встала со своего места и сжала кулаки. — Аарон остановил жреца. И Аарон спасет нас всех! Ты сам говорил, что он не такой как мы!
Айзек покачал головой.
— Я не собираюсь себя убивать, если ты этого боишься, но бездействовать я тоже не могу. Всё это, — он обвел взглядом Агору, — пустая затея. Исмэл, Аарон, каждый идет своим путем, только я медлю и сомневаюсь. Я должен стать кем-то большим, чем являюсь сейчас. Тогда они меня послушают, — Айзек помолчал, глядя вверх, на почти невидимый прямоугольник двери под сводом. — Я приму кикеόн. Его принимают во время инициации, но, что более важно, он нужен для получения откровения. Я должен спросить богов, о том, что нам делать дальше. Если я заменю отца, я смогу помочь Амвелеху!
Ревекка обхватила себя руками.
— Айзек, но как же я? Что делать мне?
— Всё будет хорошо, Ревекка, Элизар проводит тебя до нашей секции.
— Я не хочу.
— Тогда жди меня здесь. Время от кикеона искажается, но я не думаю, что это займет много времени.
На лице Айзека появилась та самая добрая мальчишеская улыбка, которую, как думала Ревекка, никогда больше не увидит. Она вздохнула и отвернулась. Айзек шагнул к ней, сжал плечо и привлек к себе, неловко обнимая.
— Иди, если считаешь это необходимым. Я буду ждать, — наконец сказала Ревекка, упирая ладонь в его грудь и не поднимая взгляда.
Не ответив, Айзек по-отечески поцеловал её в макушку, отстранился и пошел к ступеням, ведущим к двери, что он заметил под самой крышей. Когда он скрылся из виду, Ревекка присела обратно на скамью. Ей было страшно оставаться одной в этом величественном зале, но уходить она не хотела. «Будь что будет», — подумала она.
Предоставленный самому себе дулос Элизар несколько раз мигнул, прокрутился всем корпусом над гусеничным основанием и подъехал задом к центральной панели. Щупальца вошли в пазухи портов, как раз в тот момент, когда между колонн снова развернулась голограмма. Она исказилась помехами, но Ревекка этого не заметила. Вредоносная программа, уже известная Элизару под именем «Еrr: NOYΣ», сняла запрет, и дулос, мигая беспокойными огнями, поспешно приступил к выполнению отложенного приказа. Только теперь сообщения Айзека достигли Сети.
***
Получив сообщение брата, Исмэл сдвинул восприятие в Виртуальный Город и открыл общий вирт-чат. Он молчал, обдумывая полученную информацию, но его напряжение почувствовали все, кто находился рядом. Вся команда, состоящая теперь из пяти человек, отвлеклась от своих задач, и смотрела на Исмэла с ожиданием и беспокойством.