— Первый архонт Абрахам мёртв, — сказал Исмэл. — Айзек созывает Народное собрание.
Не успел он договорить, как в центре вирт-помещения развернулась голограмма Айзека. Прослушав сообщение, Исмэл обвел взглядом товарищей.
— Он хочет покончить с гражданской войной. Он надеется, что теперь «Симулякр» будет принят легально.
— Какой в этом смысл? — спросил Калеб. — Легально или нет, мы сделаем это.
Исмэл пожал плечами.
— Айзек — идеалист, он верит, что у законных, в его понимании — одобренных Господином, действий больше шансов на благоприятный исход. Он мечтает о мире и согласии.
— Это может оказаться ловушкой, — предостерегла Руфь. Улыбка, появившаяся на губах Исмэла, когда он говорил о брате, была полна братской гордости. Он действительно любил брата и гордился им. Руфь вдруг почувствовала, как тяжесть, лежавшая на ее сердце все последние дни, с тех пор, как они атаковали Агору, отпускает. Уверенность, написанная на лице Исмэла, передалась всем.
— Возможно, — кивнул он, — но я так не думаю. Абрахам действительно мёртв. Я не знаю, что случилось, но причин не верить брату у меня нет. Кроме того, Айзек открыл доступ к виртуальной Агоре. Разве вам не интересно?
Пока товарищи переговаривались между собой, Исмэл думал, похлопывая себя по бедру.
— Я думаю, нам стоит принять его предложение и выступить единым фронтом. Гражданская война окончилась нашей победой, это должны понять все, — проговорил он, затем поднял взгляд и улыбнулся: — Мы действительно победили.
— Победили? — переспросила Ханна, пихая в плечо аватар сидящего рядом с ней Джотана. Тот обернулся и показал большой палец. — Мы — молодцы, а?
— Операция CsO отменяется? — Кедар появился, как всегда, неожиданно. Обстановка вирт-двойника секции Λ-188, смоделированная Джотаном и Варраком по своему вкусу в духе ранней индустриальной эпохи, ожила. Из вывернутого наизнанку псевдо-механического блока, служившего чем-то вроде подпирающей балки, появилась лысая продолговатая голова с тянущимися из-под подбородка перекрученными жгутами вместо шеи.
— Нет. Действуйте согласно плану. Оставляю тебя за главного, Кедар. Когда всё будет готово, жди моей отмашки, — голова Кедара начала медленно втягиваться в блок. — Погоди. Вы тоже должны присутствовать на Агоре, птенцы тоже часть Амвелеха.
— Мы будем там. Удаленно, — сказал Кедар и исчез.
— Джотан, распространи сообщение о том, что мы готовы сложить оружие и поддержать Народное собрание, инициированное Айзеком.
— Ты пойдешь туда лично? — Ханна с любопытством посмотрела на Исмэла.
— Мы все пойдем. Все, у кого есть вирт-шлемы и линотараксы. Остальные, как и птенцы, должны быть готовы к вирт-участию. Мы и есть народ Амвелеха, и на этот раз Совету придется нас выслушать. Вперед! Будущее за нами.
Вопреки опасениям Айзека, его призыв был услышан. Архонты обезглавленного совета Сорока, кто-то дождавшись охраны из числа вирт-гоплитов, кто-то самостоятельно, желая продемонстрировать свое бесстрашие перед мятежниками и веру в Закон, тянулись в зал собраний. Другие жители Амвелеха не спешили, но то там, то тут, над скамьями вспыхивали зеленые огоньки — голографические знаки виртуального присутствия. Увидев первый огонек, Ревекка перепугалась, но они стали вспыхивать один за другим, и она поняла, что бежать поздно. На ее вопрос Элизар с присущей ему рассудительностью объяснил, что это значит, и что скоро и старейшины почтут высочайшее собрание своим присутствием. Ревекка испугалась еще больше. Она метнулась было к раскрытым дверям с красивой вращающейся пирамидкой над ними, но будто натолкнувшись на стену, остановилась.
— Элизар, мы должны предупредить Айзека! — она пересекла орхестру, чтобы взбежать вверх по ступеням, к двери, где скрылся Айзек.
— Прошу прощения, моя госпожа, но у вас нет доступа.
— Нет доступа в храм? Почему? — Ревекка замерла, медленно поворачиваясь к дулосу. — Потому что я чужая? Илотка? Женщина? Так? Я знаю, что не должна быть там, но на это нет времени! Потом можно провести очистительный обряд…
— Это так, моя госпожа, — сообщил дулос, изображая смущение. — Однако, согласно данным Системы, господина Айзек больше нет в Нэосе, — считав растеряно-разъяренное выражение с лица девушки, Элизар добавил, не дожидаясь ее вопроса: — В настоящий момент господин Айзек пребывает в Театре, моя госпожа.
— В Театре? О, Господин Мой, Милосердный Тэкнос…
Ревекка коснулась лба и губ в ритуальном жесте, чего не делала уже давно, затем опустилась на ступеньку, на которой стояла. Однако появившийся в дверях архонт в сопровождении охраны, заставил ее вновь вскочить. Подавляя желание броситься опрометью в вверх, чтобы достучаться до Айзека, она задрала подбородок повыше и степенно спустилась на орхестру, делая вид, что не замечает удивленно-презрительный взгляд амвелехца. Проходя мимо Элизара, она опустила руку на его голову, надеясь, что этот жест выглядит благосклонно и многозначительно, хотя в действительно она просто нуждалась в опоре, и вместе с ним дошла до места, на котором сидела раньше. Мужчина в жреческом хитоне, с бородой и подстриженными, как у Айзека волосами, больше на нее не смотрел. Он занял место на втором круге скамей. Жрец нажал какие-то клавиши на всплывшей голографической панели, и над ним вспыхнула голограмма. Следом за ним пришел еще один архонт. Затем женщина — в хитоне, но с волосами не выбритыми, как у других, а собранными вверх гребнем. У всех на шее висел кулон в виде пирамиды. Зал стал наполняться людьми. После жрецов, словно повинуясь негласному регламенту, стали появляться члены Совета, не принадлежавшие к жреческой касте. Их одежда была богаче и разнообразнее.
Все входящие на Агору были молоды и благородны, но, как показалось Ревекке, в их чертах присутствовала некая неопределенность — иногда по лицу даже нельзя было сказать, принадлежит оно мужчине или женщине. Люди, среди которых она росла, уже к тридцати казались стариками, здесь же даже длиннобородые жрецы выглядели юнцами. Но присмотревшись внимательнее, Ревекка поняла, что эти все эти люди вовсе не молоды. У них не было возраста, не было ярко выраженных признаков пола, не было никаких недостатков, и потому они были похожи друг на друга, как братья и сёстры. У всех одинаковое выражение скучающего презрения на лице. Оно менялось, только когда они замечали её — тогда к скуке примешивалась брезгливость. Между собой архонты почти не говорили. Установив свои увеличенные и еще более идеализированные копии, они замирали, будто стремясь повторить недвижное величие своих голографических изображений. Устав от взглядов, Ревекка обхватила себя руками и ссутулилась, исподлобья бросая на всех недружелюбные взгляды. С улыбкой смотреть в лицо врагам — хорошо на словах, а на деле выходило жалко и бессмысленно. Даже гоплиты Ликократа были больше людьми, чем эти божественные истуканы.
— Не уезжай от меня, Элизар, пожалуйста, — тихо проговорила Ривка, глядя на огоньки дулоса. Она подозревала, что Элизар может предать ее в любой момент, но этот дулос был ее единственным козырем. — И если можешь послать весть Айзеку, сделай это.
— Не угодно ли вам проследовать в отсек семьи верховного жреца, как велел господин Айзек?
— Нет, Элизар. Думаю, я должна остаться здесь.
Перспектива прятаться под кроватью, ожидая самого худшего, пугала Ревекку больше, чем сонмы полубожественных амвелехцев. По залу разнесся неясный гул рассерженных вздохов. В центе Агоры остановилась группа вирт-гоплитов, не отличавшихся от охраны старейшин, но когда один из них снял шлем, Ривка узнала брата Айзека. Исмэл обвел взглядом Агору, увидел ее и направился по направлению к ней.
— Ты выбрала подходящее место, — сказал он весело. — Здесь сидел верховный жрец и первый архонт Совета, ты в курсе?
Ривка вспыхнула, но оправдываться не стала.
— Ничего. Это правда самое подходящее для тебя место. Как тебя зовут и где Айзек?
— Меня зовут Ревекка. Он… — Ревекка понизила голос, невольно придавая своему тону многозначительность. — Дулос говорит, что Айзек в Театре.