— Оставь, Элизар…
— Святейший, — с тупой покорностью повторил белшарец. Он не спеша расстегнул ремешки на затылке и снял маску. Нос у него отсутствовал, открывая две обезображенные пазухи, сквозь тонкую кожу просвечивала кость. Остатки хрящей затрепетали, когда он втянул в себя затхлую духоту Белшар-Уцура. — Жара… С такой рожей мне привольнее в грязном Уцуре, чем в раю, Святейший. Особенно теперь. — Он облизал обветренные губы. — Ад — это перенаселение… Но теперь нам хватит.
— Чего? — спросил Айзек, но мужчина только осклабился щербатым ртом и надел маску. — Аргона-хюлэ?
Впервые за весь разговор в глазах илота появился блеск, хорошо знакомый Айзеку. Ответа ему больше не требовалось. Айзек хотел уйти, но илот вдруг вскочил и схватил его за рукав комбинезона.
— Я помню тебя, — заговорил безносый. Его глаза удивленно расширились. — Я видел тебя. Там. Видел.
Он попытался схватить Айзека обеими руками, но Элизар окутал его щупальцами и отбросил обратно к стене.
— Отойдите на безопасное расстояние, господин, иначе мне придется применить силу.
Илот, словно не слышал, он снова попытался подняться.
— Ты…
— Не надо никакой силы, Элизар, — Айзек стоял вполоборота, глядя на вяло дергающегося в путах дулоса, илота. — Ну так что же я?
Услышав вопрос, мужчина обмяк. Его глаза снова помутнели, губы растянулись в улыбке.
— Я видел тебя в реке.
— Тебя подсоединили к Сети? У тебя есть доступ? — спросил Айзек.
— Нет, я не дошел. Сеть — это слишком дорого. Только для ублюдков Ликократа… Он обещал всем, но это был обман. Я видел тебя в трансляции. Значит, это правда… Это, правда, был рай? Ты был там, скажи мне.
Айзек поднял голову вслед за судорожным движением подбородка илота и увидел проекторы. Он понял, чего ему не хватало в реальном Белшар-Уцуре — голограммы, повторяющей один и тот же заученный текст.
— «Каждый свободен, каждый счастлив, каждый берет свое», — произнес он, на миг ощутив себя другим человеком — человеком из толпы, алчущим бессмертия. Айзек понял, что чувствовал стоящий перед ним белшарец — шок ребенка, которого внезапно отняли от груди. Одной ногой он был уже в раю, и теперь чувствовал себя обманутым.
— Нет. Это был Театр, — сказал Айзек, поворачиваясь к гиппосу, — а вовсе не рай. Суррогат, более чистый, чем те, к которым ты привык, но всё-таки суррогат. Тебе не о чем жалеть — их всех постигла смерть. Оставь его, Элизар, нам нужен лупанарий — самое высокое здание Белшар-Уцура.
Элизар отпустил илота. Тот рухнул в пыль, медленно поднялся, опираясь о стену, и так и остался стоять, глядя на опускающийся защитный экран гиппоса. Получив нужные координаты, машина резко двинулась с места и, набирав скорость, скрылась из виду, оставив после себя только пыль. Элизар поспешил следом.
***
— Здание огромное, — Ревекка посмотрела вверх, пытаясь разглядеть вершину уродливого ступенчатого сооружения, к которому их привел Элизар. — Откуда ты знаешь, куда идти?
— Наверх. В небеса, куда же еще? Если не найдем там бога, спустимся в преисподнюю, в подвал, — сказал Айзек, криво улыбнувшись. — Не думаю, что логика белшарцев сильно отличается от нашей.
Поморщившись, Ревекка шагнула в кабину лифта и отвернулась к непрозрачной стенке, не желая видеть исчезнувшие в один миг горизонтальные плоскости поверхности.
— Всю свою жизнь я боялась и ненавидела Белшар-Уцур, а теперь не чувствую ничего, — сказала она и нащупала под грудью чехол с ксифосом, другой рукой держась за Элизара. — Разве что страх высоты. Не знаю, чего я ждала, но это разочаровывает.
Айзек расстегнул ворот костюма. На алой ткани траурного хитона блеснул кулон в виде пирамиды.
— Не жди ничего.
Ревекка улыбнулась.
— Ты слишком суров, Айзек.
Короткий коридор последнего этажа заканчивался двумя стройными кариатидами, поддерживающими низкий свод входа в просторное и очень светлое помещение. Лучи солнца проникали через прозрачный потолок и играли за поверхности воды. Коридор был пуст. Зал с водой тоже казался покинутым, но Ревекка указала на темный силуэт женщины в бассейне. Она вынырнула из воды и, помахав им рукой, поплыла к бортику. Ее кожа была совсем черной. Айзек узнал ее.
— Волчица, — сказал он, двинувшись ей на встречу. — Ты жива.
— Благодаря тебе, мой юный патриарх, — опершись руками, женщина грациозно подпрыгнула и присела на борт бассейна. — Эти гнусные старикашки вовлекли в меня в весьма опасную игру.
Она наклонила голову сначала в одну, потом в другую сторону, вытряхивая воду из ушей.
— Никогда не знают, когда остановиться.
Она подтянула ноги к себе и обхватила их руками, глядя на гостей снизу вверх. Белки глаз выделялись на черном лице.
— А это кто? Она из Харана, не так ли? — она рассмеялась. — Великие жрецы Амвелеха питают слабость к девушкам и юношам из гробниц? Главное, не упустить возраст. Они быстро стареют.
Ревекка обхватила себя руками, чтобы не сделать чего-нибудь такого, о чем придется жалеть, и отвела взгляд, борясь с яростью, которую вызвали в ней слова женщины. Она накрыла ладонью ксифос, вспомнив Милку, Саула и многих других, но Айзек шагнул вперед, заслоняя ее от волчицы.
— Ты — одна из них, — он покачал головой. — Аарон был твоим братом, но знала ли ты это, когда он сопровождал отца?
Женщина долгое время молчала, затем рассмеялась и хлопнула дважды в ладоши. Неизвестно откуда вышел человек. Судя по одежде и оружию на бедре, он был гоплитом. Его лицо скрывала маска.
— Вина и музыку. Сегодня великий день. День, когда Белшар-Уцур обрёл свободу. Народ Харана освобождается от налога, пусть совершат возлияния во славу своего освободителя Святейшего патриарха Айзека.
Гоплит поклонился и вышел.
— Будьте моими гостями, — сказала женщина и встала, обернув белую ткань вокруг тела. — Среди моих подданных остались только бродяги и солдаты.
— Скажи свое имя, — сказал Айзек.
— Разве оно тебе неизвестно? — удивилась женщина. Я — Ликократ, последний царь илотов, и я Ева, дочь колодца, зачатая в застенках Амвелеха, я — непомнящая родства сестра и жена харанца Аарона, я — часть божества и я — черная волчица, я — Лилиэт, совращенная Белшар-Уцуром, ставшая воплощением всех пороков. Этого достаточно?
— У вас есть Сеть? Связь с Амвелехом?
— Уже нет. Ты сам ее оборвал. Та часть меня, которую ты ненавидишь больше, чем твой отец ненавидел блудницу, которой я являюсь сейчас, осталась в стенах Благословенного Города. Вместе с теми, кого ты принес в жертву.
— Теми, кому ты обещала рай? — спросил Айзек, и женщина игриво махнула на него рукой.
— Я не ищу себе оправданий, жрец-безбожник. Зловоние этих мертвецов пропитало мне кожу, — она вытянула руку вперед, — я стала черна, как аргон-хюлэ, хотя еще недавно не отличалась от твоей харанской подруги. А теперь идите и приходите, когда будете готовы принять участие в празднике. Белшар-Уцуру пора выйти из траура.
— У меня есть еще один вопрос.
Лилит легла на спину, вытягивая ноги и глядя через полупрозрачный потолок в ясное небо.
— Какой?
— Он действительно мёртв?
Лилиэт улыбнулась.
— «Он»? Или «они»? О ком ты печёшься, богоубийца? — она помолчала, — Разве можно убить призрака? Господин — не бог, господин — тот, кого мы ставим над собой и кому вверяем свою жизнь, не в силах выдержать ее течения. Господином надо мной был Ликократ, Амвелех и неведомая расщепляющая мое «я» сила, которой я не могла противостоять. Ты убил Его, но другие поработят себя снова.
Айзек обернулся к Ревекке. Ее ярость улеглась, как песчаная буря, она глядела на волчицу с легким удивлением.
— Мы воспользуемся твоим гостеприимством. Но ненадолго, я хочу знать, что увижу по другую сторону гор и пустыни.
Лилиэт скосила на них глаза.
— И оставишь колодцы и паству на мое попечение?
— Я не тот, кто им нужен.
— Это поистине великий день для Белшар-Уцура! — Лилиэт залилась лающим смехом.
Через несколько дней триера двинулась дальше на север.