Около 9 часов вечера Хабалов получил напечатанную на юзе[2] и переданную по прямому проводу в Генеральный штаб телеграмму: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжёлое время войны с Германией и Австрией. Николай».
Часов в 10 собрались начальники участков, командиры запасных частей, которым Хабалов прочёл телеграмму и сказал, что должно быть применено последнее средство: если толпа агрессивна, действовать по уставу, т. е. открывать огонь после троекратного сигнала; в остальных случаях – продолжать действовать кавалерией.
Хабалова царская телеграмма «хватила обухом». Он так расстроился, что когда вечером к нему позвонил Лелянов, он сказал ему: «Вы выдумали какой-то незаконный проект, совершенно несогласный с городским положением, я не могу на это согласиться». Дело в том, что заезжавший днём Протопопов сообщил, что «город выдумал какой-то революционный проект с продовольствием».
Весь день происходили заседания думских фракций, комиссий, бюро блока, центрального бюро Военно-промышленного комитета.
Вечернее заседание Городской Думы, где рассматривался вопрос о введении хлебных карточек, по докладу охранного отделения, «вскоре приняло характер памятных по 1905 году революционных митингов». На собрании говорили сенатор Иванов, члены Государственной Думы Шингарёв и Керенский, представители рабочих; ждали Родзянко, но он не мог приехать, будучи занят в Государственной Думе, где разбирался законопроект о расширении прав городских самоуправлений в области продовольствия.
В ночь на 26 февраля «было арестовано около 100 членов революционных организаций, в том числе 5 членов Петроградского Комитета Российской социал-демократической партии». На собрании в помещении Центрального Военно-промышленного комитета «были арестованы два члена рабочей группы, избегнувшие задержания во время ликвидации в минувшем январе месяце этой преступной группы».
Родзянко был у Голицына и просил его выйти в отставку. Голицын в ответ указал папку на столе, в которой лежал указ о роспуске Думы, и просил устроить совещание лидеров фракций, чтобы столковаться.
В 12 часов ночи началось совещание министров в квартире Голицына. Речь шла о том, что в понедельник в Государственной Думе предполагается ряд выступлений, которые могут заставить правительство закрыть Думу. Риттих говорил о том, что Кабинет не может поладить с Думой, потому что Дума не хочет ладить с ним. Покровский говорил, что с Думой работать нужно и её требования должны быть приняты. Оба министра, а также Кригер-Войновский в разных выражениях говорили о том, что Кабинету придётся уйти. Все, кроме Протопопова, Добровольского и Раева, были против роспуска Думы. Протопопов рассказывал об уличных событиях и находил, что беспорядки следует прекратить вооружённой силой. Приглашённый на совещание Хабалов доложил о событиях дня, о принятых им мерах, о плане охраны города и о полученной им от царя телеграмме. Беляев, Добровольский и Риттих высказались, что беспорядкам должна быть противопоставлена сила. Тут же по телефону из Городской Думы узнали, что отдано распоряжение об аресте рабочей группы, причём все удивились, почему Протопопов в такую минуту не справился с мнением Совета Министров. Вызванные Васильев и Глобачёв объяснили, что полиция застала публичное собрание человек в 50, задержала всех для выяснения личности и арестовала только двух, уже привлечённых к следствию по 102-й статье.