Всякий, кто проводит расследования такого рода, вскоре сталкивается с одним важным фактом: нельзя верить подобным свидетельствам. Любой историк испытывает стыд при одной мысли о том, сколь многое в истории зиждется на основаниях столь же сомнительных, как заявления адмирала Дёница, доктора Шпета или Кармен Мори. Если бы такие заявления делались относительно некоторых неясных обстоятельств смерти русского царя Александра I, то многие историки, пожалуй, отнеслись бы к ним со всей серьезностью. К счастью, в данном случае это были утверждения современников, а их можно было проверить.
Английский историк Джеймс Спеддинг говорил, что каждый его коллега, сталкиваясь с высказыванием относительно какого-либо факта, должен задать себе вопрос: кто первый это сказал и были ли у этого человека возможности это знать? Многие исторические свидетельства рассыпаются в прах, если подвергнуть их этому испытанию. Разыскивая доктора Карла Хайнца Шпета, я поехал по данному им самим адресу в Штутгарте. Оказалось, однако, что это не жилой дом, а здание технического училища. Никто в училище не знал, кто такой доктор Шпет. Мало того, я не смог обнаружить это имя ни в одном городском справочнике. Стало ясно, что он представился вымышленным именем и обнародовал вымышленный адрес. Поскольку его свидетельство оказалось ложным, постольку стало ясно, что этому человеку нельзя доверять и в других вопросах, где невежество могло быть и извинительным. Что касается свидетельства Кармен Мори, то оно не выдержало даже легкой критики. Она никогда не видела Гитлера и никогда не разговаривала с людьми, которые могли знать факты. Те факты, которые она предъявила, были очевидными фальшивками, а те аргументы, с помощью которых она связывала эти факты, были абсолютно лишены логики. Утверждения Мори, как и утверждения доктора Шпета, были чистейшей фантазией.
Но зачем эти люди лжесвидетельствовали? Толковать человеческие мотивы – занятие неблагодарное, но иногда их можно отгадать. Кармен Мори, попав в концентрационный лагерь, стала агентом гестапо, отбиравшим среди заключенных жертвы для убийств и преступных медицинских опытов. Заключенные знали об этом, и, когда союзники захватили лагерь и освободили заключенных, обвинение Мори в сотрудничестве с нацистами было лишь вопросом времени. Вероятно, Мори думала, что, сочинив эту историю, которую она сама и хотела расследовать, она сможет оттянуть возмездие и заручиться поддержкой британских оккупационных властей. Если это было так, то Мори ошиблась: ее помощь не потребовалась британцам, а саму ее вскоре арестовали, судили и приговорили к смерти. Накануне казни Мори успела покончить с собой.
Мотивы доктора Шпета представляются не столь рациональными. Источник его истории совершенно ясен. Это всего лишь расширенное, снабженное обстоятельными подробностями и подкрепленное якобы личным участием обращение Дёница по радио. Дёниц сказал, что Гитлер погиб в бою во главе своих верных солдат днем 1 мая; доктор Шпет всего лишь приукрасил этот простой факт, добавил к нему местный колорит, а себя представил центральной фигурой. Мотивы его были иррациональны, но психологически вполне объяснимы: бредовое тщеславие такого рода заставляет рассказчиков приписывать себе главную роль в событиях, о которых они рассказывают. Такие же точно мотивы заставили Георга IV убедить себя в том, что именно он командовал кавалерийской атакой в битве при Ватерлоо.
Склонность к мифотворчеству весьма свойственна роду человеческому, а в особенности его немецким представителям; люди ценят мифы выше, чем истину. Обилие подобных историй убедило меня в справедливости этого утверждения. Даже в декабре 1947 года немецкий летчик, назвавшийся Баумгартом, под присягой заявил в Варшаве, что 28 апреля 1945 года он на самолете лично вывез Гитлера и Еву Браун в Данию. Вся эта история – чистой воды вымысел. В самом начале моего исследования я отыскал следы двух пилотов Гитлера – обергруппенфюрера СС Ганса Баура и штандартенфюрера СС Беетца. Я установил, что они оба покинули бункер вместе с Борманом в ночь на 1 мая 1945 года. Беетца в последний раз видели на мосту Вейдендам, и с тех пор ни жена, ни друзья ничего о нем не слышали. Баур был захвачен русскими, и его жена показывала мне письмо, полученное от него из Польши в октябре 1945 года в Баварии. Кроме того, в нашем распоряжении есть собственноручная подпись Гитлера под его завещанием и свидетельством о браке, «данном в Берлине 29 апреля», то есть на следующий день после того, как Баумгарт якобы вывез его в Данию. Но разум бессилен перед слепой любовью к вымыслу, и, несмотря на то что Баумгарт окончил свои дни в лечебнице для душевнобольных в Польше, те, кто предпочитал ему верить, продолжают делать это и до сих пор.