Теперь ему предстояло выбрать произведение и попытаться получить его у недоброжелательных хранителей, вприпрыжку бегавших между стеллажами. Вслед за ними семенил разношерстный читатель, готовый выдержать любые унижения, лишь бы ощутить в руках желанный том ин-октаво[59]. Каждый раз, когда Роэль отваживался сюда прийти, у него были неприятности с местными «послами по особым поручениям». Он принялся смотреть картотеку в поисках шифра. Вот еще одна вещь, которую он ненавидел. Замусоленные картонные карточки вызывали у него отвращение. Наконец, он оформил требование и, вручив его хранителю, в свою очередь повторил его перемещения. В конце концов он получил труд «в собственные руки». Поникший Роэль вернулся на свое место; тут он заметил Тюкдена, который уткнулся носом в какой-то томище.
— Ну что, как дела? — спросил у него Роэль.
Тюкден что-то промямлил; он не любил, когда его заставали врасплох.
— Что это вы читаете?
— О, это старая книга, — ответил Винсен, закрывая ее.
Приятель не стал настаивать.
— Вы уже уходите?
— А вы?
Роэль увел его прочь. Они спустились по улице Кюжас.
— Много работаете?
— Бывает. Но в основном то, что я делаю, не имеет отношения к программе.
— А что вы сейчас читали?
Тюкден улыбнулся.
— De vita propria[60] Кардана[61].
— Кто вас надоумил это прочесть?
— Бейль. Никогда не читали его «Словарь»[62]? Удивительная вещь.
— К черту это все! Эрудиция вас погубит, старина. На фига вам сдался «Словарь» Бейля? Я берусь за такое старье, только если это есть в программе.
— Ну вот, теперь вы с Бреннюиром рассуждаете одинаково.
— Нет, в самом деле, вы серьезно относитесь к диплому по фило(софии)?
— Нет, конечно.
— Так в чем же дело? Зачем убивать время над старыми книгами? Лучше бы их сжечь. В огонь Святую Женевьеву — всем только легче будет! Спалить все эти паучьи сети.
— Может, и Лувр заодно?
— И Лувр!
— Я уже читал подобное в дадаистских журналах, — сказал Тюкден. — Только вот, дадаисты так ничего и не сожгли. А книга Кардана — произведение необыкновенное, и спрашивается, во имя чего вы помешали бы мне ее прочесть?
— Не собираюсь я тебе мешать. Правда, это хоть чуть-чуть интересно?
— Да. Очень современно.
— Надо будет почитать.
— Знаете, вам бы стоило прочесть «Рожок игральных костей»[63]. Потрясающе. Вся современная поэзия идет от Макса Жакоба и Аполлинера.
— Это не тот тип, который переменил веру?
— Тот. Но это никак не влияет на поэтическую значимость его книги.
— Естественно.
— Вообще-то я атеист, — внезапно сказал Тюкден.
— Зайдем сюда?
Они сообщили Альфреду о своем желании выпить пива.
— Кстати, как Ублен? — воскликнул Роэль. — У тебя нет от него новостей?
— Никаких. Думаю, и не будет. Он ведь уехал.
— Какая-то невероятная история. Что с ним произошло?
— Ничего. Просто уехал, и все.
Роэль посчитал ответ изящным.
— Что ты делаешь вечером? Поужинаем вместе?
— Меня ждут родители.
— Родители? Брось ты их на один-то вечер. Уже не маленький.
— Понимаешь, они вообще неплохие. Не хочу, чтобы они волновались.
— Так позвони им.
— У них нет телефона.
— Отправь им пневмописьмо.
— Где будем ужинать?
— Посмотрим.
— Хорошо, отправлю им пневмописьмо. Зайдем на почту на улице Дантона.
Несколькими минутами раньше Роэль начал изучать старенького господина, сидевшего за соседним столиком; вошли еще два стареньких господина и направились к первому. Роэль расслышал его имя. Это был не кто иной, как Бреннюир-старший.
— Ого, Пилюля, — сказал Тюкден, который как раз узнал Толю.
— Сматываемся, — предложил Роэль, подзывая официанта.
Они вышли прежде, чем старый преподаватель успел их заметить, но Роэлю хватило времени, чтобы узнать также третьего старика; это был тот самый Мартен-Мартен, к которому он ходил наниматься секретарем. Но точно ли это он? Бреннюир-старший назвал его другим именем. Старый дурак Бреннюир, который рассердился на Роэля из-за несчастной бутылки коньяка…
61
62
63
Сборник стихотворений в прозе Макса Жакоба (1876–1944), вышедший в 1917 г. Родившийся в еврейской семье Жакоб принял католицизм в 1914 г. За пять лет до этого, в 1909 г., ему явился образ Христа.