Едва только воины успели нанести телу Иисуса Христа последний удар своей бесчеловечности, Иосиф явился на Голгофу. Вместе с ним пришел Никодим (Ин. 19. 39), тот самый, который приходил некогда к Иисусу Христу ночью и слушал Его высокую беседу о духовном возрождении, необходимом для людей, желающих войти в царство Мессии (Ин. 3, 1-21), тот самый, который однажды перед всем синедрионом, осуждавшим Иисуса, сказал: «Судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его и не узнают, что он делает?» (Ин. 7, 51). Подобно Иосифу, Никодим был богат и заседал в верховном совете иудейском (Ин. 3, 1); подобно ему, принадлежал тайно к числу последователей Иисуса Христа и не открывал всех своих мыслей о Нем, боясь первосвященников (Ин. 19, 39); и подобно ему, хотел теперь благородным самоотвержением загладить прежнее малодушие, иногда почти неизбежное, но всегда тягостное для сердец великодушных. Если Никодим не разделил с Иосифом дерзновения явиться в преторию Пилата с просьбой о погребении, то не по недостатку усердия, а по нужде: он в это время подготавливал вещи, необходимых для погребения.
Итак, тело Иисуса Христа немедленно было снято со креста. Из евангельской истории не видно, чтобы в этот момент произошло что-либо примечательное: тут слышны были одни воздыхания, видны — одни слезы. Господь снова вступил в мирный круг дружбы и любви, из которого исторгла Его рука предателя.
В то же время, конечно, были сняты и тела распятых с Иисусом. Если у них были родственники и друзья, то и они имели право плакать над ними, хотя не имели права похоронить их без особенного позволения прокуратора.
В руках врагов Иисусовых оставался теперь один крест Его. Еще не пришло время, чтобы этому священному древу было воздано уважение, приличное жертвеннику, на котором заклана всемирная жертва. Древнее предание говорит, что иудеи зарыли потом крест Иисусов в землю в таком месте, которого никто не знал, кроме них, и откуда он извлечен впоследствии усердием равноапостольной Елены, матери Константина Великого.
Поскольку до субботнего вечера оставалось совсем немного времени, то друзья Иисусовы, сняв пречистое тело Его со креста, немедленно занялись погребением, в котором быстрота должна была спорить с усердием и уважением к Погребаемому.
Прежде всего нужно было найти приличное место для погребения. У Иосифа близ Голгофы был сад, в котором, как и по всей округе, находились каменные скалы. В одной из них, по обыкновению иудеев, высечена была пещера для погребения. Никто еще не был погребен в этой пещере, и Иосиф предназначал ее, вероятно, для себя и своего семейства (Ин. 19,41). Обладание местом этим, не совсем приятное из-за близости его к Голгофе, было на этот раз очень кстати для Иосифа и прочих друзей Иисусовых, т. к. давало возможность не только погребсти Божественного Мертвеца, не теряя времени, но и беспрепятственно приходить на гроб Его, чтобы изливать горесть свою слезами.
Поэтому пречистое тело Господа немедленно перенесено было в сад Иосифов. Провидение в этом случае явило следы своего особенного смотрения. Если бы в пещере, где решили положить тело Иисусово, были уже прежде погребены тела других людей, то злоба врагов Иисусовых могла бы впоследствии говорить, что вос-крес не Он, а другой, или что Он воскрес не Своей силой, а от прикосновения к костям какого-либо праведника, как это случилось однажды во времена царей Израильских. При всей нелепости этой лжи, они могли бы смущать и соблазнять легковерных.
Тотчас занялись и погребальными приготовлениями. Иудеи вообще почитали погребение делом важным, даже ставили его в число добродетелей для погребающих (Товит. 1, 20). Любили также, подобно прочим народам, и погребальное великолепие, например, драгоценные ароматы. Поэтому, погребение Иисуса Христа, которое совершали два знаменитых и богатых человека, желая своим усердием стереть бесчестие, Ему нанесенное, было настолько великолепно, насколько позволяло время.
Погребальные полотенца, доставленные Иосифом, были самые тонкие и дорогие, какие получали обычно из Египта, славившегося этими изделиями. А Никодим принес столько ароматов, что их достаточно было бы на погребение самого первосвященника. Это было смешение из смирны (душистой смолы из одного дерева, растущего в Аравии) и алоя (благовонного растения, один из видов которого, не самый ценный, рос и в Палестине, но лучшие получались из Индии); то и другое употреблялось при погребении, иногда в порошках, иногда в виде масти. Если вес ароматов, упомянутый евангелистом (около ста литров), и не соответствует в точности нашему весу, то, по крайней мере, заставляет предполагать, что их принесено значительное количество.