«В результате вышеизложенного, — продолжает Тимашук, — 7/IX-48 г. меня вызвали в отдел кадров ЛечСанупра Кремля и предупредили о том, что приказом начальника ЛечСанупра с 8/Х с/г я перевожусь на работу в филиал поликлиники.
Выводы:
1) Диагноз болезни А.А. Жданова при жизни был поставлен неправильно, т.к. еще на ЭКГ от 28/VIII-48 г. были указания на инфаркт миокарда.
2) Этот диагноз подтвердился данными патологоана-томического вскрытия (д-р Федоров).
3) Весьма странно, что начальник ЛечСанупра Кремля пр. Егоров настаивал на том, чтобы я в своем заключении не записала ясный для меня диагноз «инфаркт миокарда».
4) Лечение и режим больному А.А. Жданову проводились неправильно, т. к. заболевание инфаркта миокарда требует строгого постельного режима в течение нескольких месяцев (фактически больному разрешалось вставать с постели и проч. физические нагрузки).
5) Грубо, неправильно, без всякого основания профессор Егоров 8/IX убрал меня из Кремлевской больницы в филиал поликлиники якобы для усиления там работы.
7/IX-48 г. Зав. кабинетом электрокардиографии Кремлевской больницы врач Л. Тимашук».
Это был вопль обиженной души, но член ЦК Кузнецов на жалобу Лидии Тимашук никак не прореагировал и автору заявления бюрократически не ответил.
Поэтому спустя восемь лет, в 1956 году, в другом обращении, теперь уже к министру здравоохранения СССР, Тимашук поясняет: «Я не получила ответа на письмо, и 7 января 1949 г. вторично послала в ЦК ВКП(б) А.А. Кузнецову письмо с просьбой принять меня по делу покойного Жданова, но и на это письмо ответа не получила, с тех пор я больше никуда не обращалась по этому вопросу.
Обследование тела Жданова 31 августа 1948 года провел патологоанатом Федоров. Странно, что эта процедура была осуществлена там же, в санатории на Валдае, а не в специализированной операционной.
По установленным правилам при освидетельствовании причин смерти члена Политбюро на экспертизе обязан был присутствовать секретарь ЦК А.А. Кузнецов. Специалисты должны были объяснить ему результаты экспертизы. Однако на вскрытии присутствовали Вознесенский и Попков. Через два года они станут фигурантами по «ленинградскому делу».
Обращая внимание на приведенные выше обстоятельства, Г.В. Костырченко пишет: «Эти честные партийцы» обеспечили все, чтобы «сделанное Федоровым описание обнаруженных на сердце Жданова свежих и застарелых рубцов, свидетельствовавших о нескольких перенесенных им инфарктах, содержало массу неопределенных и туманных формулировок («некротические очажки», «фокусы некроза», «очаги миомаляции» и т. п.), имеющих цель скрыть эти инфаркты.
Инфарктов «не заметили» и участники организованного 31 августа в Москве консилиума. В нем участвовали профессора В.Н. Виноградов, В.Ф. Зеленин, A.M. Марков, В.Е. Незлин, Я.Г. Этингер и П.И. Егоров.
Ознакомившись с клинической и паталогоанатомической документацией; с анатомическим препаратом сердца покойного, доставленным с Валдая на самолете, они оставались верными принципам корпоративной солидарности. Подтвердили правильность официального диагноза.
Таким образом, врачами лженамеренно утверждалось, что Жданов умер не от инфаркта, а от «паралича болезненно измененного сердца при явлении острого отека легких». Но дело даже не в самом неверном диагнозе. По существу, именно врачи убили больного. Ибо причиной кризиса и последовавшей смерти стал не щадящий больного режим.
Однако давно известно, что все тайное со временем становится явным. И обстоятельствами смерти члена ЦК заинтересовались компетентные органы. Впрочем, сначала в поле их зрения попала другая смерть.
Врача-кардиолога еврейку Софью Ефимовну Карпай арестовали еще в июле 1951 года. Это она в конце войны устанавливала диагноз во время болезни Первого секретаря Московского горкома и обкома партии Щербакова. Он жаловался на боли в сердце. Его поместили в больницу, но 9 мая 1945 года ему неожиданно отменили постельный режим. Обрадованный Щербаков поехал смотреть салют, а на следующий день неожиданно умер.
И хотя следователь Рюмин не добился прорыва в следствии, 20 сентября 1951 года он был назначен одним из заместителей министра Государственной безопасности Игнатьева. Это не было поощрением со стороны Сталина. Напомним, что в это время он находился в продолжительном отпуске; у следователя были другие покровители.
Расследование причин смерти Щербакова в МГБ продолжалось. Для консультаций по поводу его лечения 24 июля и 11 августа к следователю вызвали еще одного кардиолога — Лидию Тимашук. Однако следствие затянулось. И лишь в середине 1952 года документы, связанные с лечением и обстоятельствами смерти Щербакова, рассмотрела экспертная следственная комиссия. Одновременно она изучила материалы лечения Жданова, тоже умершего скоропостижно.