«На следующий день (1 марта. — К.Р.), — продолжает Лозгачев, — было воскресенье. В десять часов мы, как обычно, уже все были на кухне, начинали дела на сегодняшний день планировать. В 10 часов в его комнатах — нет движения (так у нас говорили, когда он спал). Но вот пробило 11 часов — нет, и в 12 — тоже нет. Это уже было странно.
Обычно он вставал в 11-12 часов, иногда даже в 10 часов он уже не спит. Но уже час дня — и нет движения. И в два — нет движения в комнатах. Ну, начинаем волноваться. В три, в четыре часа — нет движения. Телефоны, может, и звонили к нему, но, когда он спит, обычно их переключают на другие комнаты. Мы сидим со Старостиным, и Старостин говорит: «Что-то недоброе, что делать будем?» Действительно, что делать — идти к нему? Но он строго-настрого приказал: если нет движения, в его комнаты не входить. Иначе строго накажет».
То, что, ссылаясь на боязнь наказания, Лозгачев лжет, ясно из других свидетельств, о которых речь пойдет позже. Охрана даже могла «подсматривать» за Сталиным. Версия Лозгачева — лишь попытка скрыть действительную ситуацию и объяснить бездействие офицеров охраны. Он не хочет называть лицо, которое отдало приказ: не заходить в помещения главного дома.
«И вот, — продолжает Лозгачев, — мы сидим в своем служебном доме, дом соединен коридором метров 25 с его комнатами, туда ведет дверь отдельная, уже шесть часов, а мы не знаем, что делать. Вдруг звонит часовой с улицы: «Вижу, зажегся свет в малой столовой».
Ну, думаем, слава Богу, все в порядке. Мы уже на своих местах, все начеку, бегаем, и… опять ничего! В восемь — ничего нет. Мы не знаем, что делать, в девять — нету движения, в десять — нету. Я говорю Старостину: «Иди ты, ты — начальник охраны, ты должен забеспокоиться». Он: «Я боюсь». Я: «Ты боишься, а я герой, что ли, идти к нему?» В это время почту привозят — пакет из ЦК. А почту обычно передаем мы. Точнее, я, почта — моя обязанность».
Конечно, Лозгачев лжет, говоря о зажегшемся свете «в малой комнате», о чем якобы сообщил часовой наружной охраны. Свет горел с утра, и «так было заведено». Правда, с приближением вечера его наличие просто могло стать совершенно очевидным, но если поверить рассказчику, то реакция на необычную обстановку профессионалов, офицеров высокого ранга напоминает поведение инфантильных подростков.
И для читателя, не знакомого с воинской службой, следует дать некоторые пояснения. Говоря военным языком, на даче Сталина располагался миниатюрный воинский гарнизон, комендантом которого являлся комендант дачи. В отсутствие Орлова эти обязанности исполнял Лозгачев. Непосредственная группа телохранителей Сталина, называвшаяся на жаргоне охраны «девяткой», состояла из офицеров трех «троек», являвшихся фактически «караулом». Он сменялся раз в сутки, а так называемый прикрепленный являлся начальником караула.
Советский дипломат О.А. Трояновский пишет: «Сотрудников охраны в непосредственной близости от основного дома было немного — три полковника КГБ (МГБ. — К. Р.) и несколько майоров, которые дежурили по очереди. Они занимали отдельный дом, который непосредственно прилегал к даче Сталина. Причем проезд, который вел к даче, как бы прорезал здание для охраны. Обычно я питался в этом здании вместе с полковниками… Пока Сталин был на даче, их задача состояла в том, чтобы поменьше мозолить ему глаза. Можно не сомневаться, однако, что по периметру территории располагалась многочисленная охрана».
В воскресенье 1 марта в служебном помещении дачи, примыкавшем к комнатам, где жил Сталин, с 10 часов утра дежурили старший сотрудник для поручений при Сталине подполковник Михаил Гаврилович Старостин, помощник коменданта дачи Петр Лозгачев и подавальщица-кастелянша Матрена Бутусова.
Саму охрану дачи осуществляло особое подразделение МГБ. Часовые осуществляли охрану с собаками всей территории по периметру между двумя деревянными заборами. Возле ворот на въезде находилась «дежурная» — помещение старших офицеров охраны. Проверка приезжавших на дачу производилась у шлагбаума на повороте к даче с Минского шоссе, вторая проверка осуществлялась у ворот, а третья — при входе на дачу.
При смене караула новый начальник принимал от сменяемого рапорт, в котором устно и письменно указывались наиболее существенные события, случившиеся за время несения службы. Таким образом, годами копилась совершенно секретная информация, и она фиксировала все связанное с охраной Сталина, в частности, сведения о посещении дачи посторонними лицами. Такая документация должна быть в «Архиве президента». Поэтому можно практически с протокольной достоверностью установить обстоятельства смерти Сталина.