То есть, оказывая влияние на своего протеже, Хрущев фактически мог заведовать политической стратегией госбезопасности. Ситуация резко изменилась, когда на совещании в ночь на 1 марта Сталин принял решение о реорганизации ведомства.
И причиной такой реорганизации стало дело врачей. Сталин намеревался его свернуть, и, подобно тому, как в свое время он сместил Ягоду и Ежова, он решил освободиться от Игнатьева и вернуть в министерство Берию. Но при такой рокировке автоматически под удар попадал инициатор «еврейского дела» — Хрущев. И «бесноватого Никиту» охватила паника. Почва уходила из-под его ног.
Вопрос был даже не гамлетовский: «быть или не быть» — дело оборачивалось катастрофой. Как будет предельно ясно из признаний самого Хрущева, о которых речь пойдет позже, он продолжал паниковать все часы, пока Вождь лежал на смертном одре, уже в окружении врачей.
«Если Берия получит госбезопасность — это будет началом нашего конца. Он возьмет этот пост для того, чтобы уничтожить нас, и он это сделает!»[67], — говорит Хрущев на ночном дежурстве Булганину.
Казалось бы, откуда простоватый Никита мог знать о намерениях Берии, когда официальное разделение власти еще не произошло? Но Хрущева такая перспектива пугала не гипотетически. Она действительно станет реальностью, но только 5 марта, когда Берия возглавит объединенное Министерство внутренних дел; кстати, которое практически сразу после устранения Берии вновь будет разделено. Конечно, все было утверждено Сталиным еще ночью на совещании 1 марта.
Но, заняв место министра, первое, что сделал Берия, — это сразу прекратил дело врачей, добился лишения Игнатьева всех постов, арестовал бывшего следователя Рюмина и заместителя министра госбезопасности Огольцова — всех связанных с делом врачей.
Причем действия Берии были не только решительны сами по себе, они не встретили сопротивления со стороны членов Политбюро. И единственным убедительным аргументом, которым мог, как мандатом, оперировать новый министр, являлась ссылка на предшествовавшее указание Вождя.
Вместе с тем очевидно и другое. Все эти действия Берии имели целью нейтрализовать Хрущева, а в случае признаний на следствии и суде Рюмина и Огольцова над Хрущевым действительно нависала смертельная опасность — быть обвиненным в фабрикации дел, получивших ход в период его кураторства Министерства безопасности.
Но только ли в этом заключалась угроза для Хрущева? После смерти Сталина Берия явно понукал и манипулировал Хрущевым и даже не скрывал своего торжества. «В апреле 1953 года, — пишет П. Судоплатов, — в поведении Берии я стал замечать некоторые перемены: разговаривая по телефону в моем присутствии… с Маленковым, Булганиным и Хрущевым, он открыто критиковал членов Президиума ЦК партии, обращался с ними фамильярно на «ты»…
Однажды зайдя в кабинет к Берии, я услышал, как он спорит с Хрущевым… Развязный тон Берии в обращении с Хрущевым озадачивал меня: ведь раньше он никогда не позволял себе такую вольность, когда рядом были его подчиненные»[68].
Да, Берия считал, что теперь он держит Хрущева в руках, но компромат по еврейскому делу стал лишь одной из нитей. Несомненно, за этим делом оставалось скрыто больше, чем было видно на поверхности. Еще 23 января 1953 года в «Рейнише меркур» немецкий социолог Франц Боркенау писал, что арест личных врачей Сталина означает заговор против него соратников во главе с Маленковым и Берией — они хотят приставить к Сталину своих врачей, чтобы решить его судьбу.
И хотя это только интуитивные догадки, и Боркенау ошибается в определении главных фигур интриги (врачей арестовали не но инициативе Маленкова и Берии, а с подачи Хрущева и Игнатьева), но немецкий социолог по существу прав.
Напомним, что первый врач профессор Егоров был арестован 18 октября, а через неполный месяц, 14 ноября 1952-года, отстранен от следственной работы и уволен из министерства Рюмин. Через полтора месяца после увольнения Рюмина аресты других врачей производил уже сам Игнатьев, но вдохновителем и неким мотором этой акции являлся Хрущев
В этой кампании отчетливо прослеживается «почерк» неистового Никиты. И, в принципе, даже не важно, замышлял ли Хрущев использовать дело врачей как прикрытие для того, чтобы действительно убить Сталина, или рассчитывал на него как на средство для упрочения своего иерархического положения в руководстве.
Если окинуть хотя бы мимолетным взглядом политическую карьеру Хрущева, то он все время с кем-то суетливо боролся. Сначала с троцкистами против сталинцев, затем — со сталинцами против троцкистов. Перед войной он уничтожал вредителей и врагов народа, националистов на Украине. Хрущев не изменил этой пожиравшей его маниакальной страсти и после смерти Вождя.