«Наверное, начну рассказ с того последнего дня, когда мы были еще у живого Сталина… Мы у него проводили время в последний субботний вечер, и он был в хорошем настроении, казался нам здоровым, и внешне ничего не вызывало какой-либо тревоги относительно такого конца, который наступил уже к утру (1 марта. — К.Р.)».
Это «уже к утру» текущего дня — ключевая дата. Таким образом, время указано определенно, но что особо знаменательно, диктуя этот фрагмент воспоминаний, четко обозначив время и место, где началась трагическая развязка, Хрущев сразу переводит разговор на иную тему: «А сейчас скажу сразу, как-то в последние недели жизни Сталина мы с Берией проходили мимо его столовой (так называемая малая столовая. — К.Р.), и он показал мне на стол, заваленный горою нераспечатанных красных пакетов. Видно, к ним давно никто не притрагивался. «Вот тут, наверное, и твои лежат», — сказал Берия». Стремясь увести нить рассказа в сторону, Хрущев не заметил, что снова проговорился.
Эта своеобразная самозащита, почти инстинктивное подчеркивание Хрущевым того факта, что в помещение, где Сталин был найден без сознания, сам он никогда не заходил, и обличает его во лжи. Очевидно, что Хрущев вспомнил о бумагах в ассоциации с местом, где у Сталина произошел инсульт.
Правда, в ходе мыслей Хрущева почти комизм: «Уже после смерти Сталина я поинтересовался, как поступали с такими бумагами. Начальник охраны Власик ответил: «У нас был специальный человек, который потом вскрывал их…» Нелепость в том, что Хрущев не мог говорить с Власиком, который еще 16 декабря 1952 года был арестован, затем приговорен к 3 годам тюремного заключения и позже — еще к пяти годам высылки.
И все-таки, не отказываясь от сказанного, возможно и несколько иное объяснение того факта, что Хрущев знал точное время наступления трагического исхода, который опровергает утверждение Лозгачева о том, что охрана якобы спала. Когда члены политбюро разъехались, Хрусталев «утром в седьмом часу» «вновь посмотрел в замочную скважину и увидел Сталина распростертым на полу между столиком и диваном».
Озвучивший этот факт генерал-лейтенант Рясной рассказывал Феликсу Чуеву: «В комнате стояли диван, стол, маленький столик для газет и рядом мягкий диванчик, покрытый шелковой накидкой… Сталин лежал на полу, и похоже было, что он спиной съехал с диванчика по шелковой накидке…Рядом, под большим столом, лежали кучи пакетов постановлений Совета министров…» Это те пакеты, о которых вспоминает Хрущев.
Правда, в соответствии с официальной версией генерал тоже переносит время обнаружения Сталина на сутки позже, но в этом нет ничего удивительного — он также отвечал за охрану Вождя, и не в его интересах было, даже по прошествии времени, признаваться, что он вступил в соучастие с преступниками. Но в любом случае Рясной показывает, что бессознательное состояние больного было обнаружено именно утром.
В литературе, описывающей последние годы жизни Сталина, усиленно распространяется версия, что он избегал пользоваться услугами врачей. Кем утверждение было запущено в обиход? Правильно, мудрый читатель: именно Хрущевым! Но, это утверждение, строящееся лишь на предположениях, может быть легко опровергнуто.
Да, действительно. Присутствие врача возле потерявшего сознание главы правительства не прослеживается ни в чьих свидетельствах. Более того, С. Аллилуева пишет: «…Когда во вторую половину дня 1 марта 1953 года обслуживающий персонал нашел отца лежащим на полу возле столика с телефонами без сознания и потребовал, чтобы вызвали немедленно врача, никто этого не сделал… Члены правительства потребовали, чтобы больного перенесли в другую комнату, раздели и положили в постель, — все еще без врачей, то есть с медицинской точки зрения делали недопустимое. Больных с ударом, с кровоизлиянием нельзя передвигать и переносить. Это в дополнение к тому факту, что врача, имевшегося поблизости, так и не вызвали для помощи больному»[69].
Может быть, Светлана Иосифовна ошибается? По свидетельству Лозгачева, ее отца перенесли в другую комнату не «по распоряжению правительства», — это сделала охрана 2 марта в 22.30 по «распоряжению» «кухарки» Моти Бутусовой, которая, конечно, не знала о медицинских тонкостях.
Однако врач, способный в любое время освидетельствовать больного, действительно был. Более того, этот врач постоянно находился вблизи Сталина, и без утомительных хождений по «профессорам» Вождь всегда мог воспользоваться его услугами, потому что он входил в штат обслуживающего персонала дачи.
С. Аллилуева мучительно многократно возвращается к этой теме: «…Врач пришел бы тут же. Но вместо этого, в то время как весь взволнованный происходящим персонал требовал вызова врача (тут же, из соседнего здания, в котором размещалась охрана), высшие чины охраны решили соблюдать «субординацию»: известить своих начальников и спросить, что делать (отец лежал тем временем на полу безо всякой помощи).