По официальной версии, врачи осмотрели больного лишь утром 2 марта. Описывая момент прибытия врачей, Хрущев пишет: «Из врачей помню известного кардиолога профессора Лукомского… Зашли мы в комнату. Сталин лежал на кушетке. Мы сказали врачам, чтобы они приступили к своему делу и обследовали, в каком состоянии находится товарищ Сталин. Первым подошел Лукомский, очень осторожно… Он прикасался к руке Сталина, как к горячему железу… Берия грубовато сказал: «Вы врач, так берите как следует». Лукомский заявил, что правая рука у Сталина не действует. Парализована также левая нога, и он не в состоянии говорить. Состояние тяжелое». Казалось бы, эта часть свидетельства Хрущева совпадает с рассказом Лозгачева.
По записям Мясникова, сделанным со слов министра здравоохранения Третьякова, после того как утром «в седьмом часу» Сталина нашли «распростертым на полу… больного положили на диван, на котором он и пролежал все дальнейшее время». То есть этой официальной версией обнаружение больного на полу переносится уже на утро 2 марта.
Но, описывая прибытие врачей, Хрущев дальше начинает врать: «Тут ему сразу разрезали костюм, переодели и перенесли (курсив мой. — К.Р.) в большую столовую, положили на кушетку, где он спал и где побольше воздуха. Тогда же решили установить рядом с ним дежурство врачей».
Однако вспомним. Лозгачев рассказывал, что больного перенесли из «малой столовой» в «большую столовую на большой диван… Мы перенесли потому, что там воздуха было больше… Бутусова отвернула ему завернутые рукава сорочки». Эта перетранспортировка произошла, по его словам, в 10 часов 30 минут вечера 1 марта, когда Старостин якобы передавал по телефону Игнатьеву информацию о том, что Сталина нашли лежащим на полу. Но Хрущев в воспоминаниях утверждает, что, прибыв после этого звонка охраны на дачу, члены политбюро в главный дом якобы не заходили.
Очевидно, что переодевание и перенос больного из помещения в помещение происходили без участия профессора Лукомского. Врачи просто не имели права разрешить недопустимую транспортировку больного в инсультном состоянии, тем более его «переодевание», но, по признанию Хрущева, это было сделано.
Когда? С какой целью? И в какую одежду? Ответ на второй вопрос можно найти в описании последних минут жизни Вождя. Молодых специалистов Г.Д. Чеснокову и Владимира Неговского привезли из НИИ с установкой для искусственного дыхания. Кроме них, никто не умел ею пользоваться.
«К вечеру 5 марта сердце начало останавливаться, — вспоминала Г.Д. Чеснокова. — Мы с Неговским решили — надо делать массаж сердца. Мы открыли его грудь. Сталин был одет в домашний халат, под ним рубаха без пуговиц, брюки. Я распахнула халат, спустила брюки. Рубашка мешала. Я сначала хотела ее стянуть, а потом разорвала. Руками. Я сильная была. А ножницы искать уже времени не оставалось. Было видно, что сердце останавливается, счет шел на секунды. Я обнажила грудь Иосифа Виссарионовича, и мы с Неговским начали попеременно делать массаж — он пятнадцать минут, я пятнадцать минут».
Эта «рубашка Сталина» мешала не только Галине Дмитриевне. Обратим внимание. Она появляется во многих свидетельствах. Дважды в рассказе Лозгачева. Когда Матрена Бутусова раскатывала у нее рукава и затем: «В 9 часов 2 марта приехали врачи… Начали осматривать Сталина. Руки у них тряслись. Пришлось помочь разрезать рубашку на товарище Сталине». «Пришлось разрезать ее ножницами», — пишет Рыбин.
Но что поражает в воспоминаниях Чесноковой? Это то, что на умиравшем был домашний халат! Если бы его переодевали врачи, то «домашний халат» совершенно не уместная одежда для находившегося в бессознательном, инсультном состоянии больного. Как будет видно позже, в освидетельствовании утром 2 марта врачи отметили: «больной лежит на диване на спине… абсолютный покой, оставить больного на диване».
То есть в домашний халат больного одели до прихода врачей и с единственной целью: создать впечатление, что в момент наступления инсультного состояния он только что встал с постели. Как вскользь упоминает С. Аллилуева, «…через несколько часов, так как вся охрана дачи и вся обслуга уже не на шутку разъярились. Наконец члены правительства потребовали, чтобы больного перенесли в другую комнату, раздели и положили в постель, — все еще без врачей».