Гроб с телом Сталина был установлен в Колонном зале Дома союзов. На груди военного мундира Генералиссимуса были приколоты две звезды — Героя Социалистического Труда и Героя Советского Союза; с последней у организаторов траурной церемонии вышли затруднения. Ее не нашли в личных вещах — оказалось, что она находилась в наградном отделе Верховного Совета. Сталин не стал ее получать, считая, что она ему не положена по статусу, поскольку она дается за подвиги, совершенные непосредственно на поле боя.
Так считал он. Но если рассуждать с позиции гражданского пафоса, то его полем боя была вся жизнь, и она вся была подвигом, совершенным на благо народа. Прощание со Сталиным продолжалось 6, 7 и 8 марта; очередь соотечественников, желавших отдать дань уважения Вождю, была нескончаема; люди стояли ночами — 9-го марта 1953 года состоялись похороны. «Похоронили Сталина… Похоронили Бога»!
Когда в Москве проходили похороны, мировая пресса публиковала не только мысли сторонников Вождя. 8 марта 1953 года швейцарская «Нойе Цюрихер цайтунг» отмечала: «Неожиданная смерть Сталина всколыхнула весь мир…» Американская «Нью-Йорк таймс» 6 марта 1953 года писала: «Со Сталиным закончилась целая эпоха мировой истории. Он заставил Запад уважать мощь новой России и постарался вывести ее в число великих держав…»
В Тайване антикоммунист, противник красного Китая Чан Кайши, в интервью 7 марта 1953 года заявил: «Сталин был первый среди равных в союзнической коалиции. Послевоенная внешняя и внутренняя политика сталинского государства обусловлена прежде всего стремлением Сталина укрепить державный статус России, обеспечить ее глобальные интересы…»
Давая интервью французскому радио, 6 марта президент Франции Шарль де Голль говорил: «Сталин имел колоссальный авторитет, и не только в России. Он умел «приручить» своих врагов, не паниковать пред проигрышем и не наслаждаться победами. А побед у него было больше, чем поражений.
Сталинская Россия — это не прежняя Россия, погибшая вместе с монархией. Но сталинское государство без достойных Сталину преемников — обречено».
Эту тревожную ноту подхватывает французская «Фигаро», и 6 марта в передовой статье газета вопрошает: «Пирамида великой тотальной империи лишилась своего вдохновителя и руководителя… Но сохранится ли СССР в будущем, без Сталина?»
Эпилог
Прошло восемь лет. Хмурый октябрьский день 1961 года близился к концу. На Красной площади собралось много народа. Гости столицы ходили группами, подходили к Мавзолею. Но к 18 часам наряды милиции очистили площадь от гулявших людей под тем предлогом, что состоится репетиция войск и техники Московского гарнизона к параду 7 ноября.
Когда стемнело, рядом с Мавзолеем солдаты начали копать могилу. Место работы обнесли фанерой и осветили прожекторами. Примерно к 21 часу она была готова. Сотрудники комендатуры Мавзолея и научный персонал перенесли тело Сталина из саркофага с прозрачным колпаком и положили его в дощатый гроб.
С кителя Генералиссимуса сняли Золотую Звезду Героя Социалистического труда, тело прикрыли темной вуалью, оставив открытым лицо и половину груди. К 22 часам прибыла комиссия, возглавляемая Шверником. Все были напряжены и чувствовали себя подавленно. На глазах у Шверника выступили слезы. Когда гроб накрыли крышкой, не оказалось гвоздей, чтобы приколотить ее.
Затем восемь офицеров подняли гроб и вынесли через боковой выход Мавзолея. В это время по Красной площади стройными колоннами проходили военные автомобили, «тренирующиеся» в парадном марше. Офицеры, солдаты и сержанты, сидящие в кабинах машин, не знали, что они совершают последний Парад перед великим государственным деятелем, Генералиссимусом Советского Союза — зодчим Победы Иосифом Виссарионовичем Сталиным!
В 22 часа 15 минут гроб с телом Вождя установили на подставки и, после полутораминутного молчания, осторожно опустили в могилу, где из бетонных плит было сооружено подобие саркофага. Кое-кто из офицеров украдкой бросил в темневшую глубину могилы горсть русской земли.
Любимец белоэмигрантских камерных и ресторанных застолий, не принявший революцию, но оценивший подвиг великой Победы, Александр Вертинский пел перед возвращением на родину в освобожденном Париже:
Чуть седой, как серебряный тополь, он стоит, принимая парад. Сколько стоил ему Севастополь? Сколько стоил ему Сталинград? И когда подходили вандалы к нашей древней столице отцов, где нашел он таких генералов и таких легендарных бойцов? Он взрастил их. Над их воспитаньем долго думал он ночи и дни. О, к каким роковым испытаньям подготовлены были они! И в боях за Отчизну суровых шли бесстрашно на смерть за него, за его справедливое слово, за великую правду его. Как высоко вознес он державу, мощь советских народов-друзей и какую великую славу создал он для Отчизны своей. Тот же взгляд, те же речи простые, так же мудры и просты слова. Над разорванной картой России поседела его голова.