Я выложил ее на стол — сидеть с ней у печки было неудобно, — накинул на себя платок и открыл первую страницу.
Медленно, возвращаясь не один раз к началу каждого предложения, я прочитал первую страницу и ничего не понял. Однако эта непонятность успокаивала и, кажется, согревала. Я задумался, потом облокотился на книгу и незаметно уснул.
Проснулся я от взгляда. Напротив меня сидела мама, прямо в пальто, глядела на меня, а у самой из глаз слезы капали.
Я снова перепугался, спросонья еще больше, воскликнул:
— Что еще!
— Ничего, ничего, — успокоила меня мама, вытирая слезы. — Вот гляжу на тебя и плачу, маленький ты мой. Чего читаешь-то?
Больше всего я не любил, когда меня называли маленьким. Или считали таким.
— Про сокровища! — строго ответил я.
Мама подошла ко мне, поцеловала в макушку, мягко отняла книгу и поставила на этажерку.
— Это читать тебе еще рано, — сказала она, стараясь говорить необидно. — А вот то, что у нас книг дома нет, просто стыдно.
Пришла бабушка — в фартуке, с закатанными рукавами, — сложила руки на груди, спросила, вздохнув:
— Где же их теперь возьмешь? Пока пусть ходит в библиотеку.
Чего они так всполошились, я не понял. Сказал только, что, наверное, Татьяна Львовна заболела, библиотека на замке, надо будет спросить Артура.
Но в школе Артура я не увидел. Переменки две просто разыскивал его, а на третью подошел к первой встречной четверокласснице и спросил, где он. Я всегда предпочитал говорить с девчонками, если что-то хотел узнать: они отвечали всерьез, а мальчишки врали напропалую или дурачились — выспросит такой сперва, что да почему, а потом скажет, не знаю, мол, слыхом не слыхивал. Только время потратишь. В общем, выяснилось, что Артур болен.
— И кажется, тяжело, — добавила девчонка.
Я задумался.
— А тебе он сам нужен, — девчонка и не собиралась отходить, — или его бабушка?
— Хочу узнать, почему библиотека закрыта, — ответил я.
— Вот видишь, — укоризненно проговорила пионерка, — читать — так всем охота, а чтобы помочь — еще уговаривать надо.
Ничего я понять не мог. Спросил про Артура, а меня тут же корить начинают.
— Ты из какого класса? — не отставала девчонка.
Я ответил.
— А! — махнула она рукой. — Не подойдешь!
— Ты чего? — попробовал я обижаться, но она побежала по коридору и скрылась за дверью.
Однако это было только начало. Сразу после перемены Анна Николаевна задала вопрос:
— Кто записался в библиотеку?
Руки подняли все.
— Чего читаешь-то? — тихо спросил я Вовку.
— «Маленький Мук», — ответил он.
Я слышал эту сказку по радио и сразу засмеялся, сказав Крошкину, что Маленький Мук — это он и есть. Вовка принялся сталкивать меня с парты, мы запыхтели.
— Да что это такое, все у вас миру нет! — не возмутилась, а удивилась Анна Николаевна. Очень ловко она умела стыдить. — Значит, Татьяну Львовну все знаете? — спросила она.
Класс радостно загалдел.
— И знаете, что библиотека закрыта?
Это знали не все.
— У Татьяны Львовны заболел внук, она не может от него отойти, а сегодня для библиотеки привезут дрова. И она прислала записку. Просит помочь их убрать, потому что в прошлый раз дрова растащили.
Анна Николаевна ни к чему не призывала, ничего не требовала. Она просто смотрела на нас, и улыбка все отчетливее проступала на лице. Ее взгляд скользил по рядам, и, точно следуя пожеланию взгляда учительницы, мы поднимали руки.
— Я не сомневалась, — сказала Анна Николаевна, — но целый класс — это слишком много. Придут ведь и другие. Мальчики, давайте отпустим девочек.
— Ла-адно, — ответил за всех Маленький Мук, — так уж и быть.
Бедняга, он еще не знал, что уже живет с прозвищем.
Когда мы пришли с Анной Николаевной после уроков к библиотеке, там уже гудела целая толпа. На двери по-прежнему висел замок, в окне белела записка. Дров не было.
Тогда Анна Николаевна повела нас во двор. Там действительно лежали бревна, сброшенные, видать, с машины как попало.
— Что ж, — сказала Анна Николаевна, — придется подождать. Наверное, сейчас подойдут пильщики.
Мы потоптались полчаса — никого не было. Толпа стала редеть. Среди самых старших я увидел девчонку, с которой разговаривал днем. Четвертый класс оказался, видно, не таким джентльменским, как наш, потому что девчонка очень нервничала и все задирала на самый лоб свою пуховую шапку с длинными ушами. Немного погодя она подошла к Анне Николаевне и сказала:
— Наши сейчас все в киношку удерут. Что-то надо делать!