— Ноги болят, Махоня? — спросил Ник.
— Нет.
— Я пошел здесь из-за собак. Узнав нас, они замолчат, но кто-нибудь может услышать лай.
— Ага,— сказала сестра,— а когда они замолчат, все сразу поймут, что это мы.
Впереди уже была различима темная грань холмов за дорогой. Они пересекли еще одно сжатое поле, перешли ручей с глубоко просевшим руслом, поднялись по стерне следующего поля и подошли снова к забору и песчаной дороге, за которой сплошною массой чернели заросли молодых стволов и кустарника.
— Подожди, я сейчас перелезу и помогу тебе,— сказал Ник.— Хочу взглянуть на дорогу.
С забора он окинул взглядом холмистый край и увидел темное пятно рощи у своего дома и лунный блеск озера, потом перевел взгляд на дорогу.
— Они не смогут выследить, как мы сюда пришли,— сказал он сестре,— и вряд ли заметят следы на песке. Если ветки не будут сильно царапаться, можно идти по обочине.
— Ники, мне кажется, они вообще не могут никого выследить. Вспомни, как они ждали, что ты сам к ним придешь, а за ужином и после надрались оба.
— Они были у пирса,— напомнил Ник,— и я тоже как раз там был. Если б не ты, они б меня сцапали.
— Вот уж не надо большого ума догадаться, что ты будешь на речке, после того как мать проговорилась, что ты пошел на рыбалку. Когда я убежала, они наверняка выяснили, что все лодки на месте, а раз так, значит, ты на речке. Все знают, что ты всегда ловишь рыбу за мельницей и давильней. Они еще долго соображали это.
— Все равно,— сказал Ник,— все равно они тогда были совсем рядом.
Сестра прикладом вперед просунула ему карабин, пролезла между жердинами и встала рядом с ним на дороге. Протянув руку, Ник погладил ее по голове.
— Устала страшно, Махоня?
— Нет, все отлично. Я слишком счастлива, чтобы уставать.
— Пока не устанешь, иди по песку, где их лошади оставили следы от копыт. Песок рыхлый, следы высохнут и будут незаметны, а я пойду по твердой обочине.
— Я тоже могу идти по обочине.
— Не надо, поцарапаешься.
Постоянно оскальзываясь, они выбрались на верх гряды, разделявшей два озера. С обеих сторон к дороге выходил густой и темный молодой лес. С обочин к лесу тянулись кусты малины и куманики. Вершины холмов виднелись впереди, подобно просветам в чаще. Луна была уже низко.
— Махоня, как дела? — окликнул сестренку Ник.
— Здорово. Ники, а убегать из дому всегда так же здорово?
— Нет. Обычно бывает одиноко.
— А тебе бывало очень одиноко?
— Ужасно. До черноты.
— А как ты думаешь, со мной тебе будет одиноко?
— Нет.
— А ничего, что ты пошел со мной, а не с Труди?
— Да что ты все время «Труди», «Труди»?!
— Я не все время. Может, просто ты о ней думал и решил, что это я о ней говорю.
— Умная ты до чего,— сказал Ник.— Я про нее подумал, потому что ты мне сказала, где она, а когда я узнал, где она, то уже стал думать, что она делает, и вообще.
— Пожалуй, я зря пошла.
— А я говорил, что тебе нечего ходить.
— Черт,— сказала сестра.— Мы что, станем как остальные и будем ссориться? Я пойду домой. Тебе не придется терпеть меня.
— Заткнись,— сказал Ник.
— Не надо так, Ники! Я уйду или останусь, как ты захочешь. Скажешь, чтоб я ушла,— уйду. Но ссориться я не буду. Что мы, не насмотрелись семейных ссор?
— Насмотрелись,— кивнул Ник.
— Я тебе навязалась, но я специально все так устроила, чтобы тебе не мешать. И я же уберегла тебя от них, правда?
Они снова вышли на высоту и снова увидели озеро, хотя оно казалось узким и выглядело скорее как большая река.
— Мы пойдем напрямик,— сказал Ник Адамс,— и выйдем на старую дорогу от лесосеки. Если ты хочешь идти домой, то здесь пора поворачивать.
Он снял рюкзак, оттащил его к лесу. Сестра прислонила к рюкзаку карабин.
— Садись, отдохни, Махоня,— сказал Ник.— Мы оба устали.
Он откинулся на рюкзак, сестра легла рядом, положив ему голову на плечо.
— Я не уйду, пока ты меня не прогонишь, Ники,— сказала она,— Я только не хочу ссор. Даешь слово, что мы не будем ссориться?
— Даю.
— А я не буду про Труди.
— К черту Труди.
— Я хочу быть полезным и верным товарищем.
— Ты мой полезный и верный товарищ. Ничего, если мне станет не по себе и я это спутаю с одиночеством?
— Ничего. Мы будем заботиться друг о друге, нам будет весело, и все будет хорошо.
— Отлично. Начнем прямо сейчас?