– Я поклялась тебе, Филипп, – крикнула она мужу, – умереть, если нельзя быть твоей… И я сдержу слово!.. Прощай!
Она быстро вынула из складок своего подвенечного платья кинжал, поразила им себя в грудь и безжизненно упала на паркет.
Мы не станем описывать, что было дальше.
Есть такие преступления, о которых рассказывать не следует.
Пока одна часть солдат дез Адре подталкивала к двери зала гостей Ла Мюра, пьяных от ярости и отчаяния, и вынуждала их подняться на платформу донжона, другие солдаты – или, скорее, другие разбойники, – словно гнусная свора, вырвавшаяся из рук столь же гнусного охотника, набросились на честных женщин, невинных девушек, начав срывать с них драгоценности и украшения.
Затем, забросив их – полумертвых, а то и вовсе уж мертвых – себе на плечи, эти бандиты направились со своими жертвами к темным глубинам лестницы.
Дез Адре, а вместе с ним и Ла Кош и Сент-Эгревом досмотрел эту ужасную охоту до самого последнего ее эпизода.
Наконец, когда последний солдат исчез за дверью, барон промолвил:
– Хе-хе! Попортили мы им немного свадьбу, а, господа?
– Бедняжка! – произнес Сент-Эгрев, склонившись над неподвижным телом Бланш.
– Тебе жаль ее, шевалье?
– Она была так хороша!
– Да, хороша, но какая дура!.. Ладно еще, я ей не понравился, но уж тебе-то ее Филипп и в подметки не годится! Теперь, Ла Кош, друг мой, дело за тобой.
– Сию минуту, барон.
Задача капитана Ла Коша в подобного рода походах состояла в том, чтобы разыскать место, где хранились сокровища завоеванного замка и, естественно, эти сокровища умыкнуть.
Еще ни разу не возвращался он из подобных поисков не солоно хлебавши, этот славный Ла Кош! Золото он чуял сквозь стены!
– Присоединишься к нам на платформе? – продолжал дез Адре.
– Да, барон.
– Стало быть, без тебя пляску не начинать?
– О, да, барон, не лишайте меня этого удовольствия!
– Хорошо, хорошо, мы подождем тебя, гурман! Ну что, пойдем, шевалье?
Глава IV. Как именно барон дез Адре представлял себе пляску. – Паж. – Которая доказывает, что быть остроумным весьма выгодно. – Проклят! Проклят!
Не будь барон дез Адре реальной исторической персоной, он вряд ли бы появился в нашем романе. Таких чудовищ придумать невозможно. Дез Адре убивал потому, что любил убивать, и в этом виде развлечения – который он смаковал, стремился довести до совершенства – предпочитал сбрасывать своих пленников с вершины какой-нибудь башни.
«Какая это радость, – говорил он, – видеть, как человека легонько подталкивают к краю платформы, все дальше и дальше, до тех пор, пока его ноги, колени, голова и бездна не превращаются в одну прямую линию. Со взъерошенными волосами, побелевшим лицом, скрюченными от страха пальцами и готовым вот-вот вырваться из груди сердцем, человек этот наконец летит вниз, несколько раз переворачивается в воздухе и, ударяясь о скалы, расплющенной безжизненной массой падает на землю.
Следующего, скорее, скорее!.. Следующего!.. Я буду смотреть, как они прыгают вниз, пока мне это не надоест, и лишь тогда крикну: довольно!»
Дез Адре, несомненно, был безумцем, кровожадным маньяком… Самым же ужасным было то, что для удовлетворения пожиравшей его жажды убийства этот человек задействовал лучшие качества воина: неустрашимость, прозорливость, проницательность, мудрость, энергичность, пренебрежение опасностью.
Разумом эти странные аномалии не понять.
Откуда эта храбрость, соединенная с трусостью? Почему, наряду с блестящим умом, в нем жила такая порочность?
Девиз его был таков: «Impavidum ferient ruinae». – «Тишина посреди руин».
Он забывал, по словам Гозлана, что Гораций рекомендовал эту твердость человеку справедливому, который хочет уподобиться героям, а не человеку жестокому, для которого отвага становится лишь очередным пороком.
Да, предложив пленникам выкупить свои жизни за золото, барон дез Адре разыгрывал комедию.
То была всего лишь грубая насмешка, игра, но Филипп де Гастин и барон де Ла Мюр, разгадав ее, не пожелали в ней участвовать.
Когда у дез Адре появлялась возможность пролить кровь, ему становилось уже не до золота.
И потом, не он ли являлся теперь хозяином замка, а следовательно – и хозяином всех имевшихся в замке богатств.
Вельмож на платформу донжона провели во вторую очередь. Сначала туда поднялись под конвоем первые жертвы предательства – тридцать солдат, составлявших гарнизон Ла Мюра.