– Но вы же сами…
– Вы правы. Раз уж я – ради их счастья, их будущего – имела достаточно твердости, чтобы скрываться от них до сих пор, чтобы никогда не говорить им: «Я вас люблю и имею на это право, потому что я ваша мать!», то доведу эту жертву до конца! Но во Флоренции вы иногда позволяли мне обнять их во время сна… Могу ли я?..
Лоренцано утвердительно кивнул головой, и Тофана, вся дрожа, склонилась над близнецами.
Граф, из осторожности, убавил свет лампы.
Демон обнял ангелов.
Уже в половине одиннадцатого, а не в половине двенадцатого, как он обещал Тофане, Рене послал в Лувр, к королеве-матери, того же слугу, Жакоба, с запиской следующего содержания:
«Госпожа,
Тофана приехала. Прежде всего она пожелала нанести визит графу Лоренцано. К полуночи должна вернуться в мой дом.
Парфюмер, как мы видим, в своей переписке с госпожой Екатериной был весьма лаконичен. Он сообщал ей только то, что должен был сообщить.
И королева-мать, судя по всему, была привычна к такой сдержанности своего парфюмера, которого многие считали ее штатным отравителем, так как, спокойно прочитав записку, она на том же листе пергамента написала по-итальянски уместившийся всего в две строки ответ, после чего вернула бумагу слуге.
«Условимся так: мне известно лишь то, что она приехала. Сейчас одиннадцать. В четверть первого я буду у вас, non dire niente[7]».
В четверть первого эскортируемая шестью вооруженными людьми карета доставила Екатерину к дому Рене.
Тофана явилась четвертью часа ранее и, пристально взглянув на Рене, спросила:
– Вы уведомили ее величество, что я пожелала видеть графа Лоренцано прежде, чем ее?
Рене знал, что королева его не выдаст; твердо выдержав взгляд Тофаны, он с улыбкой промолвил:
– В ответ на этот вопрос, сударыня, повторю ваши собственные слова: нам ведь с вами суждено жить под одной кровлей, вследствие чего мне не хотелось бы сразу же оказаться зачисленным вами в число ваших врагов.
– Хорошо! – сказала Елена и, протянув парфюмеру руку, добавила: – Я не знаю, богаты ли вы, мэтр Рене, но если я найду в вас верного друга, то, поверьте, вы от моего пребывания в вашем доме лишь выиграете.
Чтобы гостья, навязанная ему королевой-матерью, ни в чем не нуждалась, Рене был вынужден временно переместиться на третий этаж, в кабинет, прилегавший к лаборатории, так что в распоряжении Тофаны и ее оруженосца оказался весь второй этаж.
Подобное ниспровержение привычного образа жизни, конечно же, не могло привести парфюмера в восторг, но если он и был чем-то недоволен, то ничем этого не показывал.
Королева сомневалась в его талантах… в определенной области. Прослышав про репутацию этой современной Локусты[8], Екатерина решила его от себя отдалить.
Недовольства таким решением королевы-матери он не выказал, но про себя подумал, что, если сицилийские яды окажутся ничуть не лучше ядов флорентийских, в будущем он станет брать с Екатерины за свой товар в десять раз большую цену.
Проводив королеву на второй этаж, Рене почтительно удалился, оставив ее наедине с Тофаной.
Несмотря на свои пятьдесят два года, Екатерина Медичи была еще довольно красива, а траурный костюм, который она не меняла со дня смерти своего супруга, короля Генриха II, был ей весьма к лицу.
Слегка кивнув подобострастно преклонившейся перед ней Тофане, она опустилась в большое кресло.
Несколько минут женщины провели в молчании, лишь украдкой поглядывая друг на друга.
– Вы сицилийка, полагаю? – спросила наконец королева, и в голосе ее прозвучали былые звонкие интонации.
– Да, госпожа, – ответила Тофана, – я родилась в Неаполе.
– Сколько вам лет?
– В сентябре исполнится сорок один.
– Ваши родители живы?
– Нет, госпожа. Моя мать еще недавно была жива, но три года тому назад она умерла… умерла не своей смертью.
– Как так?
– Ее убили.
– Убили!
– Как прежде убили и отца моего, и брата. Чтобы наказать их…
– Но за что?
– За то, что они имели такую дочь и сестру!
Последние слова Тофана произнесла глухим голосом.
– В Италии, очевидно, вас ужасно ненавидят, – продолжала Екатерина.
Тофана гордо вскинула голову.
– Ну и пусть… За эту ненависть итальянцам воздается сторицей.
8
Локуста была знаменитой отравительницей, практиковавшей в Риме при императорах Клавдии и Нероне (примеч. автора).