5.3. Лучше я скажу, что сексуальный позыв сильно притупляет разум, а после климакса – стимулирует. Кроме того, женщины до сих пор подсознательно уважают старость больше, нежели мужчины, мужчины же – на словах. Но и это еще не все. До сих пор женщины ради своего бесконечного женского кланово–родового общения (посиделки) готовы на часок забыть даже о собственных детях. И единственное, что может поссорить женщин – ревность соперничества за влияние на мужчин, которая мигом проходит, как только общий предмет куда–то пропал. И это ревность не знания и ума, как у мужчин, к которым я еще не приступал, склонных ссориться по любому пустяку вроде футбола, а чувство, притом явно шестое.
5.4. Любовь к дому, уюту, достатку, дело для будущего, а не пустые думы о будущем – все это оттуда же. Но главное, это всяческие рукоделия, без которых ее руки никогда не пустуют, если не обременены спящим ребенком. Это – прямое напоминание нам, как все–таки им было трудно растить детей – ни минуты свободного времени.
6. Мужчина, даже сегодня, никогда так не привязан к мужскому роду вообще. Он несравненно более привязан к так называемым «друзьям» (другой азмъ, я), грубо говоря – к шайке, ватаге, полку от слова полкать, то есть мотаться по природе без дела (рыбалка, охота, хобби и даже так называемые «отхожие» промыслы и командировки). То есть он всегда готов убежать из дома «ради друзей». Но, давайте по порядку.
6.1. Мужские ватаги болтались по тайге, степи, саванне и так далее, сегодня здесь, а завтра – там, между женских клановых деревень, куда их не пускали, так как население женской деревня всегда больше отдельной мужской ватаги, а в крупные ватаги мужчины добровольно не умеют объединяться. Пища, ночлег, сегодня густо, завтра – пусто, все – случайно в ватаге. И эти особенности действуют поныне.
6.2. Мужчины придумали пчеловодство, которое – грабеж, мужчины придумали кочевое животноводство, так как просто не хотели далеко отставать от диких стад и ходили за ними гурьбой, каждая шайка как бы за «своим». Мужчины больше женщин воруют, грабят и убивают. Женщина доит, ухаживает за скотиной, а когда муж идет ее резать, она прячется, несмотря на то, что у нее всегда найдется сила всадить куда надо нож. И у мужчин несравненно меньше жалости. Это я к тому, что именно мужчины брали в плен женщин и продавали их заезжим «персидским» купцам. Но я, кажется, тороплюсь, так как никаких купцов я еще не вывел на сцену.
6.3. Мужчины, благодаря полканию, прекрасно знали все, чем богата каждая женская деревня в округе. По–нынешнему это называется конъюнктура, ибо никогда не бывает так, чтобы в каждой женской деревне чрезвычайно медленный научно–технический прогресс развивался по одному сценарию. В том числе потому, что природные условия диктуют соответствующее развитие. Поэтому, готовые как все кобели в любое время, пока сытые, к совокуплению, «покупали» у Бабы–Яги подчиненные ей женские ласки вне праздников подарками. Об этом столько сказок, что я продолжать не буду. Скажу только, что до сих пор женщины любят подарки, прекрасно понимая, куда они ведут. Но главное не в этом, а в том, что до сих пор в подарках ценится эксклюзивность, а не цена. Это в объяснение конъюнктуры тех времен. Сперва хорошим подарком был просто ягненок–поросенок для домашнего женского животноводства, семена, потом дело дошло до замечательной терки, рыбочистки, принесенной охочим мужиком из восьмой–десятой деревни по порядку, которая считалась неизведанной далью примерно как Антарктида для нас. Случались и подарки, изобретенные самим мужиком, стимул–то был огромный. На крайний случай – аленький цветочек.
7. Теперь можно добавить несколько слов о контактах обеих кланов, обратив особое внимание на участившиеся случаи подарков. Но и имея виду, что ни дорог, ни верховых лошадей в тайге, например, не было. То есть, все – пешком, а поклажа – на себе. Отсюда – замкнутость пространства в радиусе не более 30 километров, примерно как марш–бросок вымуштрованного спецназа. А дальше – terra incognita. И ничего с этим не поделаешь. И таких «неизвестных земель» – вся Земля. Это я о том, что никакие государства не могли возникнуть до создания каких бы–то ни было путей сообщения, а сами эти пути нужны этим анклавам примерно как собаке – пятая нога.
8. Теперь о величайших изобретениях и открытиях. Но прежде – о побирушничестве. Нет ни одной самой древней книги, в которой бы о нем не упоминалось. Возникал этот феномен из–за простейших погодных неурядиц, и люди, обезумев, шли, куда глаза глядят, а мужики – впереди, как бывалые географы. Тут горизонты расширялись. Долго ли, коротко, но некоторым такой образ жизни понравился. И я это сказал исключительно для того, чтоб еще раз повторить: горизонты расширялись. А вместе с горизонтами, расширялись глаза от удивления, примерно как от страны обетованной. Но, повторяю, это был в основном удел мужчин, так как женщинам–то и рожать все–таки надо. Много не покочуешь. И не шибко–то новые горизонты выходили за 50 километров в округе, просто начали встречаться эксклюзивные вещи, каковые просто не приходило в голову изобрести при меньшем диаметре. Эксклюзив – это как Рембрант сегодня, за него не жалко отдать миллионы любых монет. А в рассматриваемое время за какую–нибудь новой конструкции удочку можно было отдать штук десять глиняных горшков, не зная, что в той деревне, где делают эти удочки, за глиняный горшок можно получить двадцать удочек. Представляете себе размер возможной прибыли?
9. Никогда еще на Земле не было, чтоб теорию относительности, например, открыли разом десять мужиков в разных странах, даже при современных коммуникациях. Бойль и Мариотт – почти единственное исключение. Это я о том, что за эксклюзивные вещи, если знаешь, где их брать, можно беспредельно наживаться в начале и конце небольшого пути.
10. В общем, один мужик одного из племен, фамилия его неизвестна, изобрел прибыльную торговлю, каковая и явилась той единственной силой, о которой я сказал выше, и которая выстроила цивилизацию по одному шаблону. Ничем другим не занимаясь, носил туда–сюда эксклюзивы, но так как сама прибыль измерялась в вещах, то их образовался целый склад, неудобный в хранении и охране. Именно поэтому потребовался «всеобщий эквивалент». Сперва это были просто стекляшки, производимые из простого песка и любимые любыми дикарями. Потом дело дошло до меди–серебра–золота. Стекляшки мне и указали пункт, где все это было придумано – в Йемене, в который тогда входило все аравийское побережье Индийского океана, включая Красное море с весьма интересным городом Мединой, где между торговцами решались спорные дела. Но я слишком побежал.