Федор пожалел, что рядом не было Али. Он мысленно перенес ее с шумной улицы, по которой мчатся грохочущие машины и трамваи, сюда, на берег, и несколько мгновений вместе с ней следил, как по солнечной воде плывет красавец лось. Обидно было наблюдать это зрелище одному, без Али, и он, махнув лосю на прощание рукой, направился к машине. Взбудораженная было незваным гостем собачонка теперь, свернувшись колечком, лежала на песке. У сарая хлопотал Григорий — наливал из белой полиэтиленовой канистры бензин в плоский коричневый бачок.
— Уплыл? — спросил он, выпрямляясь и поднося к глазам руку. — Ага, во дает, уже до середины добрался! Тут наискосок до того берега километров пять-шесть будет. Как под мотором!.. Чай, неспроста сюда прибрел, может, подругу искал. Это он рискует здесь ошиваться, могут подстрелить, охочий народ всегда отыщется… Как-нибудь махнем с тобой за рыбкой?
Федор с недоверием посмотрел на него, ему показался таким симпатичным этот Григорий. Кроме летчика Вячеслава Александровича, у Федора не было близких мужчин, и когда Вячеслав Александрович погиб, стало казаться, что никогда уже он не будет иметь взрослого друга. Заметив на улице своего ровесника, идущего с отцом, Федор часто подолгу разглядывал их, ДВОИХ, и чувствовал, как жестокая зависть кусала ему сердце.
— Рыбка тут — высший сорт: лещи, сиги, а то и лосось. А еще бывает, что и царица форель, и сам царь осетр! Но это запретный плод. Впрочем, кто ходит у воды — попробует всякой рыбки…
На берегу появились двое — вынырнули из кустов, что подступили к самой воде, остановились. В руках у первого — какой-то куцый предмет, похожий на короткоствольную винтовку. Он вскинул ее, прицелился в лося и выстрелил — тут же отозвалось хлесткое эхо. Взвизгнула собачонка, бросилась наутек. Испугался и заплакал малыш у ног женщины. Медленно выпрямился над лодкой мужчина, погрозил парням кулаком. Только лось продолжал плыть, словно бы не слышал выстрела.
— Судаков и Циклоп припожаловали, — объявил Григорий. — Где-то мелкашный самострел откопали, чай, от такого баловства до беды недалеко.
— Зачем он в лося целил? — недовольно спросил Федор. — Ему что, делать нечего?
— Черт его знает, дурака… Эй, Сашок, почему ты здесь, кто машины моет?
Те остановились, долго смотрели на Григория, будто впервые видели, нехотя подошли.
— Знакомься, Федя: это — Саша Судаков, мой коллега по гаражу. Раньше тоже был шофером, а теперь…
— Не надо песен, — оборвал Судаков.
— Не надо так не надо, — согласился Григорий. — А тот — Витя Петроченко, по прозищу…
— Без прозвища, — перебил Судаков. — А машину свою паршивую теперь сам будешь мыть, понял? Я в отпуске.
Он вытащил из кармана мятую газету и завернул в нее самострел.
— Откуда ружьишко? — улыбался Григорий. — Чай, охотником стал?
— Тебя не касается, я в отпуске.
— Отпуск — хорошо, — не замечая вызывающего тона парня, балагурил Григорий. — Куда-нибудь собираешься или тут решил отдыхать? У нас тоже можно отдохнуть не слабей, чем в других знаменитых местах, верно?
Судаков уже не слушал. Повернувшись к Федору, лениво поинтересовался:
— На похороны прикатил?
Федору не нравился этот неожиданный Судаков, не нравилось, как он разговаривал с Григорием, как высокомерно справился о цели приезда. Было в нем что-то от Арика Александрова — нахальное, бесцеремонное. Можно не отвечать Судакову, открыть дверцу и сесть в машину: дескать, плевать я хотел на тебя, Саша Судаков, и думай обо мне как хочешь. Нужно было так и сделать, но рядом стоял Григорий, и Федор сказал:
— Мы не знали, что дедушка умер… А вы зачем в сохатого палили?
— Нехорошо это — не знать, что дедушка умер, нехорошо, — произнес Судаков, не обратив внимания на вопрос. Говорил он будто бы весело и даже добродушно, но глаза его смотрели холодно, неподвижно. И Федору стало не по себе от его слов, от взгляда и завернутого в бумагу обреза-мелкаша. Федор выдержал его взгляд и повторил вопрос. Вместо ответа Судаков отвернулся и сплюнул.
— Идем! — хлопнул его по спине Петроченко, и парни поплелись по берегу у воды. Когда они скрылись за кустами, Федор поинтересовался, кто этот Судаков и отчего он хамил.
— Конечно, хамил! — будто очнувшись, подтвердил Григорий. — Можно было и нам что-нибудь сострить не в его пользу, но нету смысла связываться с этим козлом. Мы с ним в одном гараже состоим, и счеты он не со мной сведет, а с моим МАЗом… Разве ж за всеми уследишь?