— Как поживаешь? — спросил Антон, радостно толкнув Олега.
Нужно было ответить Антону таким же толчком в бок и сказать, что «поживает» он хорошо, а теперь даже отлично, раз видит перед собой прежних друзей-одноклассников. Но что-то удержало Олега от такого порыва, он тихо произнес:
— Так себе. А ты?
— И мы — так себе! — выпалил за брата Гришка. — Теперь каникулы, жить можно. Хотим в клуб мушкетеров пойти, ты не знаешь, где записывают?
От этих неожиданных слов у Олега словно бы что-то стукнуло в груди. Он и сам уже давно чего-то хотел, но не мог понять, чего именно. То ему нужна была собака овчарка, чтобы воспитать ее из крошечного щенка и пойти с ней служить на погранзаставу. То он видел себя мотогонщиком. То вдруг приставал к брату с расспросами, где принимают в секцию парашютистов. Но все эти желания приходили и уходили, и он оставался ничем не занятым, как он сам себя называл — «пусто-свободным» человеком. Оказывается, вот оно: стать фехтовальщиком! Просто и ясно как белый день. И клуб мушкетеров находится в Московском районе — это совсем рядом с его домом. Они могут завтра же пойти туда и записаться в группу начинающих. Как это прекрасно: они, трое друзей, фехтовальщики!.. Тренировки, соревнования, победы. А возможно, поездки по стране, в различные города. Мысленно он даже увидел себя и Гришку с Антоном на пьедестале почета: он, Олег, на самой верхней ступеньке, а двое братьев-близнецов — слева и справа от него… Хотя, если подумать, какая разница, кто на самой верхней ступеньке, если их трое, если они друзья?!. Только… почему Гришка просто спросил про мушкетерский клуб, почему не позвал и его, Олега? Позови они его, тогда бы он, разумеется, сказал и даже отправился бы вместе с ними.
Гришка не звал. Было похоже, он вообще забыл о своем вопросе и уже не ждет ответа.
Конечно, можно назвать адрес клуба и самому предложить отправиться втроем. И в этом было бы гораздо больше смысла, чем ждать, когда предложат они. Но Олег молчал. Что-то мешало ему попроситься в компанию к Антону и Гришке. Он понимал, что не прав, что сам, один, он ни за что не поедет в этот клуб, но признаться, что ему тоже хочется стать фехтовальщиком, не мог.
Гришка достал из кармана вырезанный из журнала кроссворд, Антон метнулся к нему.
— Двадцать два по горизонтали: «Размах колебания, небольшое отклонение движущегося тела от положения равновесия»?
Олег знал — амплитуда. Но его не спрашивали, и он молчал. Иван Яковлевич и Юра были заняты разговором и не слышали вопроса.
— Ладно, едем дальше. Двадцать три по горизонтали: «В древнегреческой мифологии богиня плодородия»?.. Ну, это во веки веков не отгадать! Я мифы не умею отгадывать, созвездия и химические элементы…
— Деметра, — сказал Юра.
Гришка посчитал буквы, радостно кивнул. И тут же вписал слово.
Олег заскучал. Три года не видались, а тут вошли и, вместо разговоров, уткнулись в чертов кроссворд.
— Двадцать шесть по вертикали: «Млекопитающее семейства дельфинов»? — спросил Гришка. И сам же ответил: — Афалина. — Вписал, засмеялся от радости, что слово подошло.
Они продолжали разгадывать кроссворд. Юра с Иваном Яковлевичем говорили о рыбалке. Олег смотрел в окно: там бежали серые бетонные столбы, а на проводах сидели сороки.
— Вот и все. Жаль, не знаем размаха колебания, а то весь кроссворд одолели бы, — сказал Гришка. Он сложил мятый лист, сунул в карман пальто и попросил:
— Пап, дай чаю, пить хочется.
Иван Яковлевич развязал тесемки рюкзака и достал большой, расписанный голубыми и розовыми цветами термос. Посреди цветов были изображены две красивые девушки-китаянки.
— Сколько бы ни смотрел на эту штуку, не перестаю восхищаться! — сказал Юра. — Надо же сделать такую удобную и красивую вещь!
— Это у меня, можно сказать, армейская штука, — оживился Иван Яковлевич. — Я на Дальнем Востоке служил, у Амура-реки и двух китайских мальчиков спас. Помню, бурный был весенний Амур и вода в нем бурная, штормовая. Гляжу, а на воде — лодка, но не то чтоб лодка, а будто корыто стиральное — такая малая по размерам. И в лодке будто двое, будто дети. Ну, перекулило их лодку — у меня душа зашлась, думаю, конец обоим! Сам спасать кинулся, больше некому. Долго возиться пришлось, сам с пол-Амура воды выхлебал, пока их на берег повытащил… Потом к нам в часть ихние родители приехали, благодарили меня, даже слезы на глазах. Особенно матери плакали, мать беду больней чувствует… А одна мамаша мне этот термос дает. Ну, я отказывался, а наш командир части говорит: «Прими, рядовой Степанов, от сердца дарят…» Вот уж почти двадцать лет он у меня. На одного — многовато, а на троих-четверых — в самый раз!