Радостный вышел Толик на улицу. Рядом шла Маринка, по ее глазам было видно, что она довольна выступлением брата на соревнованиях сельского масштаба…
— Толичек! — позвала из кухни бабушка. — Иди завтракать, все готово.
— Иду, — отозвался он. И, надевая свитер, обратился к Маринке: — Ты, сестра, живи тут вольно, никого не бойся. Если что — помни, кто я! Если кто обидит, дай знать письмом. Я приеду, с обидчиком живо разберусь, будь уверена.
Маринке нравились такие слова, и совсем не потому, что ей могла понадобиться защита, — ее никто не обижал, — но ей нравилась его готовность, его смелый, боевой характер.
— Толик, время идет! Торопись, милый, поезд ждать не будет — тутукнул и покатил дальше.
Он махнул сестре на прощание и вышел в кухню. Полил на руки воды из кружки, прикоснулся холодными ладонями к лицу, взял полотенце и снова вернулся к Маринке.
— Эх, сестра, жаль расставаться с тобой, не все я тебе высказал, но, сама видишь, надо. Как говорится, прости-прощай!..
— А по-научному — чао-какао! — рассмеялась Маринка.
Он тоже рассмеялся, уловив веселую иронию в словах сестры. Бросил полотенце на спинку стула, просто ответил:
— Не знаю, как по-научному, а мне действительно пора… Бабушка, что мне делать, я ни разу в жизни не завтракал так рано!
На столе, зажаренная с ветчиной и сметаной, стояла яичница, в тарелке лежали два ломтика черного хлеба и соленый огурец. Но есть не хотелось. Он пожевал огурец, выпил чаю и встал.
Бабушка поворчала, что он ничего не съел, а когда внук начал одеваться, стала говорить:
— Передавай, голубок, наш поклон маме и отцу да летом опять приезжай. У нас хорошо летом — простору много, лес, поле, река. С дядей Николаем на тракторе поработаешь.
— Благодарю, бабушка, на тракторе — это бы хорошо, но летом вряд ли получится: спартакиада школьников летом, практика на заводе. Пускай лучше Маринка к нам в город приезжает, ей у нас тоже понравится.
Дал бабушке поцеловать себя в щеку, надел шапку, пальто и вышел из дому.
Заскрипел под ногами снег, на небе засверкали звезды, а над лесом покатилась круглая белая луна.
Где-то на краю села скулил от холода и скуки одинокий пес. Толик долго слушал его жалобный голос, чувствуя, как под одежду пытается забраться крепкий мороз. Надвинул на лоб шапку и прибавил ходу.
Когда он ехал сюда, стоял день, светило солнце. Людей с поезда сошло много, так что на дороге он был не один. Дорога спускалась с холма и поднималась на холм, потом начался лес — тишина, много света, снега и голоса людей, звонкие, чистые на морозе…
Теперь все не так: ночь, звезды, луна. И ни души. Он засунул руки в карманы пальто, еще прибавил шагу. Только снег под ногами: крру, крру… Вот и лес — будто огромное мохнатое чудище. Над дорогой нависли заиндевелые, заснеженные лапы сосен и елей. Деревья потрескивают — мороз-воевода ходит по лесу, гремит ледяным посохом. Несильный верховой ветер сбивает с ветвей снег, и он сыплется за воротник, холодный и жесткий, словно битое стекло.
В стороне от дороги, в снегу, послышалось глухое мычание — кто-то вздохнул, тяжело и протяжно.
«Чей это стон? Или мне показалось? Может, медведь?.. Шатун!.. Я читал про шатунов… самые опасные медведи…»
Толик медленно повернул голову. Но увидел снег, деревья, косые тени и темную полоску кустарника.
«Почудилось… Хорошо, если бы где-нибудь поблизости были люди…»
«Во-уу», — громче, протяжнее прогудело по лесу, И мальчику показалось, будто эхо повторило звук.
«Кто здесь воет?.. Волки?.. Окружают меня? Куда же я денусь? На дерево? Но как залезешь в тяжелом пальто и сапогах?.. Неужели конец?.. Скорей от этого места, скорей. Не может быть, чтобы на станцию шел я один. Я иду медленно, а надо быстрей, быстрей. Может, смогу догнать тех, кто впереди. Или кто-то выйдет мне навстречу. Вон уже кто-то идет, кто-то приближается, высокий, большой… Он меня спасет… Нет, ошибся, это сломанное дерево…»
Толик брел не различая дороги, проваливался в глубокий снег, падал, вскакивал и снова устремлялся вперед. А деревья все не кончались, и воющие звуки неслись к нему со всех сторон.
Наконец лес поредел и вскоре остался позади, темный и грозный. Дорога поползла на невысокую крутую горку. С нее Толик увидел огни, золотистой цепочкой бежавшие от станции. И тут сзади, от леса он услыхал: