— Может, еще выправится?
— Я сам виноват. Недоглядел. На бабушку понадеялся. А когда жена умерла, говорю, мол, переходи ко мне, жить вместе будем. Куда там, ни в какую! Ответил, что ему с бабушкой неплохо. Конечно, неплохо, она у него как прислуга. А что у богатырского по виду парня душонка с мышкин хвостик — это ни его, ни бабушку не волнует.
В разговорах обошли все поле. Сергей еще два раза ходил за мелом и больше молчал, стеснялся Сан Саныча: впервые взрослый человек признавался ему в своих горестях.
— А сами вы спортом занимались? — спросил Сергей.
Сан Саныч переставил машинку и двинулся прямо на стойку ворот, обозначая белой полосой лицевую линию.
— Было в молодости, но чемпион из меня не вышел — силы воли маловато. В спорте ведь это главное — воля. Да и в любом серьезном деле. Занялся классической борьбой, и пошло у меня хорошо: через полгода всех ребят с нашей улицы борол, устраивал им «Дни воздушного флота», — они у меня, как реактивные, летали, только ловить успевай, чтоб не расшиблись при посадке. Ну, хвалят они меня, дружат со мной, зовут то в кино, то на танцы. А тренироваться стало некогда. Встретил меня на улице тренер, а я врать начал: мол, некогда, Петр Иванович, работы много… Теперь как вспомню его — так сердчишко и сожмется: хороший, добрый был человек!
Сан Саныч остановился, подобрал старую, выцветшую газету, свернул ее и опустил в карман своей рабочей куртки. И снова взялся за ручки машинки.
— А потом? — спросил Сергей.
— Потом, уже в армии, штангой занялся. Благородный спорт. А тоже не получилось. И силы было много, и наружу она просилась, а дошел до второго разряда — мышцы стали красивые, будто не человек, живая скульптура… Демобилизовался, на пляж стал ходить, туда, сюда: мол, смотрите, какая у меня фигура. Но хороша была фигура, да не та натура.
Они обозначили вратарскую и штрафную площадки. Ланцов из пригоршней насыпал мел на одиннадцатиметровую отметку. Провели длинную линию посередине поля, пошли по кругу, обозначая центр, и вернулись в сарай.
— Дождя бы не было, а то смоет всю нашу работу, — сказал Сан Саныч и закурил. — А ты чем-нибудь занимаешься?
— Нет пока. У меня врожденный сколиоз. Я даже от физкультуры освобожден.
— От физкультуры напрасно… И сильно заметно?
— Когда разденусь, видно, что одна лопатка выше другой. Если бы не это, я бы футболом занялся. И хоккеем. Но там надо силы много, а у меня мало.
— Потому и мало, что не спортсмен. А будешь играть, сила сама прирастет. Только не жалей себя, понял? Часто жалость к самому себе многому мешает. Идем ослабим сетки, пусть они просто повисят на воротах, потом натянем — будет совсем другой фасон.
Сергею все больше и больше нравился Сан Саныч, хотелось работать, продолжать разговор, просто быть рядом. И, помогая ослабить сетку ворот, он поинтересовался:
— Сан Саныч, почему наша сборная играет слабо?
— Сборная? Это, брат, тонкое дело… У меня когда-то останавливался заслуженный мастер спорта Валентин Федоров, не слыхал про такого?
— Кажется, он был организатором и участником матча в блокадном Ленинграде?
— Правильно, молодец. Вот он говорил, что прошло время, когда футбол для наших игроков являлся праздником. Теперь у них это работа. Они как на принудиловку ходят. А нужно, чтобы праздник вернулся.
Подсыпали песку во вратарской площадке, где земля была особенно выбита, собрали с поля бумажки, занесенные ветром, и Сергей даже не заметил, как время подошло к трем часам.
— Ну, Сан Саныч, я пошел. Надо уроки приготовить.
— Давай, брат, учись, это теперь твое главное дело. Меня не забывай. Сегодня за помощь спасибо. Дело сделали и поговорили от души. Мне, брат, не часто удается поговорить, как с тобой…
Дома Сергей вымылся, пообедал. Включил телевизор. Присел к столу, достал схему, которую составил утром.
«Только бы согласились, вот в чем загвоздка. И тогда увидят, как они могут сыграть!»
Но он не чувствовал большой радости от того, что перед ним лежала схема. Вина за пропущенный в школе день мучила его, давила на сознание, а представив себе, насколько нелепой покажется учителям и матери причина, из-за которой он прогулял целый день, Ланцов приуныл.
Он набрал номер телефона Тани Вороховой, но трубку никто не поднял, и тогда он позвонил другому однокласснику, Батурину.