И вот уже мальчик стоит один, без помощи. Постоял, бессмысленно разглядывая своего спасителя, как бы даже обижаясь на него за то, что он его столько мучил, и, шатаясь, побрел от воды. Он был спасен.
Мужчина только теперь увидел стоявшего рядом рослого, загоревшего Зимогорова, покачал головой:
— Что ж ты, парень? Не отсиживаться надо, когда такое дело, а помогать. Небось в спортлагерь приехал?
— Я… как вам сказать… вначале не сообразил.
— Ладно, чего там.
Старуха сидела на земле и плакала, тихо, жалко. Но вот она поднялась, упала перед мужчиной на колени и пыталась целовать его руку.
— Не надо, мамаша, все хорошо, — говорил он, отступая назад. — Я, понимаешь ли, сено ворошил и услыхал — зовут. Хорошо, успел… Идите к мальчишке, уведите домой. Ему теперь у воды не надо быть.
Он сел на землю, стащил сапоги, стал выливать из них воду.
— Спасибо тебе, милый человек, спасибо, родной, — лепетала не отошедшая от боли и страха старуха.
— Ладно, мамаша, чего там, дело сделано. Я в морском десанте служил, нас учили!
Старуха остановилась — руки опущены, спина согнута, и, глядя на нее, Игорь почувствовал, что сейчас у него самого потекут слезы. Он пробормотал: «До свидания» — и медленно побрел в спортлагерь. Пришел на стадион, сел на скамейку и молча наблюдал, как его товарищи соревновались в беге. Сейчас, после озера, их азарт, их желание быть обязательно первыми показались ему наивной игрой, детской забавой.
— Что так рано? — спросил Юрий Тимофеевич.
— Там пацан утонул, — еле слышно проговорил Зимогоров.
— Чей? Когда?
— Ничей, дачник. Сначала утонул, а потом его мужчина спас… Еле откачали.
Юрий Тимофеевич подозвал ребят, строго предупредил:
— Без меня на озеро — ни шагу. На этом тренировка закончена, готовьтесь к обеду.
Игорь пошел в спальный корпус, лег на кровать и ткнулся лицом в подушку…
Вскоре в поселке, а затем в спортлагере каждый знал, что Зимогоров прятался в кустах, когда нужно было бежать на помощь. Ребята вначале шутили, посмеивались: мол, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. А потом кто-то рассмеялся:
— Да что тут особенного, он же трус! Он только себя любит!..
Больно укололи Игоря эти слова, в груди сделалось холодно, пусто. Он хотел возразить, возмутиться или, на худой конец, отпустить свою «дежурную» шутку: «Когда я был утопленником…» Но вместо этого растерянно улыбнулся и отошел в сторону. Оставалось надеяться, что случай на озере скоро забудется, — ведь случай в общем пустяковый, пацан-то живой!
После обеда все поплелись в палату отдыхать. Ребята острили:
— Лучшее положение в мире — горизонтальное положение!..
— Лучше переесть, чем недоспать!..
В палату вошел Юрий Тимофеевич и сразу — к Зимогорову:
— Это правда, что ты в кустах прятался, когда мальчик тонул?
Вопрос тренера удивил и расстроил Игоря: выходит, это не его личное дело — решать, как нужно поступить в момент опасности, возможно, смертельной. С какой стати он должен давать объяснения своему поступку, когда он и сам не совсем понимал, что произошло с ним на озере?
— Ничего я не прятался, просто вначале не сообразил. Можно подумать, всю свою жизнь я только тем и занимался, что спасал утопающих. Интересно, как повели бы себя другие… Когда прибежал мужчина, я помогал, он может подтвердить. Не понимаю: в чем, в чем моя вина?
Юрий Тимофеевич тяжело опустился на стул.
— Жаль, Игорь, что сообразительность к тебе пришла так поздно. Хорош герой, который соображает до тех пор, пока не прибежит дядя и не подаст пример… Ты задумывался, почему люди болеют за спорт, за спортсменов? Они ведь болеют не просто за Васю или Петю, они болеют за бойцов!.. Однажды мне пришлось наблюдать случай, когда на помощь тонущему человеку бросился другой, хотя не умел плавать. А ты…
— Я подумал, что сам могу утонуть. И вообще… остается всего три дня до соревнований, разве я мог рисковать?
Лицо тренера потемнело, глаза прищурились, блеснули жестким светом.
— Мы заметили, Игорь, чем лучше ты становишься как бегун, тем хуже как человек. Бывает, к сожалению, и такое… Выходит, спорт тебе во вред. Поэтому завтра к соревнованиям мы тебя не допускаем.
Вот до чего дошло — его отделяют, ему запрещают. Но почему? Кто им дал право отделять и запрещать? Он пришел сюда по собственной воле, как свободный человек, а ему ставят условия, требуют то, чего он не может, не смог… Пускай себе живут одни, без него. Пускай бегают, выступают — еще не раз пожалеют!..