- По-разному бывало, мама,- говорила Наташа.- Я на отца пьяного нагляделась, хватит!
- А что отец? - возмущалась теща.- Пока был здоровый, огонь-мужик был! Кабы не покалечился да не запил, какая жизнь была бы! И, прости господи, насажали бы мы с ним ребятушек!.. А не тебя одну, телку бездушную! Ну, какая ты есть жена!..
- Перестань, мама!
- Вот ты жизнь по плану строишь, выгоду ищешь,- говорила теща, присаживаясь на стул.- По показателям, как учетчик, вычисляешь. А жизнь-то, ребятушки, одна и, ой, какая короткая! Прожить ее надобно, как песню спеть. А вы? Молодые!.. Ты, Андрей-свет, под Наташку не подлаживайся! Не давай ей большой воли. Сухостойная она, прости господи!.. Ну ладно! Запаляй свои свечки, зятек, садись
родной, к столу! Теща приехала бо-о-гатая! Зятя угощать будет! Зятя угостить мне она не запретит, - говорила теща, роясь в чемодане. - А попробует хоть слово поперек сказать, так я её за косу!.. Спасибо тебе! - говорила теща. - Моей девкой но побрезговал, да и меня освободил. Теперь и я найду себе какого ни есть мужичка-хозяина...
- Мама, перестань! - вмешивалась в интересный разговор Наташа.
Теща быстро хмелела, размякала. Сидела, смотрела на молодых, блаженно улыбалась. Обняв жарко Кузьмина и Наташу, пронзительным голосом запевала. Наташа довольно безразлично подтягивала. В трогательных местах ("...и-и в той степи-и глухой...") теща поворачивалась лицом к Кузьмину и, любовно качая головой, вопросительно-зазывно поглядывала на него.
Кузьмин будто играл с ней в одну игру: пел ее песни, хохотал и топал ногами от восторга над частушками, завороженно слушал ее болтовню. Хмель его почти не брал, хотя, случалось, теща изрядно угощала его. Он только никак не мог понять, почему Наташа не веселится вместе с ними - ведь она так была похожа на свою мать ухваткой, статью и неизбывной уверенностью в счастливом будущем.
Потом, когда теща уходила спать к хозяйке, он валился на кровать, закатывался на самый ее край, к стенке, и там задремывал, чутко сторожа шорохи.
Ложилась Наташа; некоторое время они отстранялись друг от друга, но потом нечаянное столкновение создавало некое магнитное поле. Еще совсем недавно лед и пламень - сейчас они любили друг друга одинаково властно, без лепета восторга, и были этим навек сроднены.
II
В конце мая пришла телеграмма Герасименко - он отзывал Кузьмина в Москву.
Слишком многое произошло с ним за эти месяцы, и, вернувшись в Москву, еще на вокзале он испытал возбуждающую радость обретения позабытого. Московский весенний воздух, веселая толкотня, звонкий спор воробьев, знакомые интонации, знакомые улицы...
В комнате было полно пыли, и она чем-то показалась Кузьмину незнакомой. Он оглядывался, представляя, как по ней будет ходить Наташа... Он занял у соседки пылесос и потом долго ползал с тряпкой по полу, расспрашивая дядю Ваню о новостях. (У дяди Вани, взобравшегося на антресоль, на коленях лежала потрепанная тетрадка, куда он все это время записывал телефонные звонки Кузьмину, и, исполненный важности, он все оттягивал сладкую минуту приобщения к серьезным, государственным, как он понимал, делам Кузьмина.) К вечеру, отведя душу в болтовне с Галкиными и родителями и не дозвонившись до Н., Кузьмин созрел для разговора с Герасименко.
- ...Вам необходимо в течение недели представить отчет о проделанной работе,- сказал суховато Герасименко.- Нам грозят неприятности с вашей темой.
- Догадываюсь,- усмехнулся Кузьмин.- А отчет готов,- пряча улыбку, как будто Герасименко мог ее увидеть, сказал он. Герасименковское "вы" было достаточно многозначительно.
- У нас тут новые формы отчетности,- намекнул Герасименко. - Познакомьтесь с ними.
- Завтраже я буду в лаборатории,- улыбнулся Кузьмин, и его улыбка была уловлена Герасименко.
- У меня к вам просьба,- сказал он. И, поколебавшись, осторожно складывая слова, попросил: - Не показывайте отчет до меня никому.
- Хорошо,- посерьезнев, пообещал Кузьмин. Было уже поздно; он поднялся на антресоль, лег, не раздеваясь, на кровать, задремал. Привыкнув уже ощущать все время рядом Наташу, сейчас он томился, затосковал; ему представилось, что сейчас она, растопив печь, сидит за столом и при свете двух керосиновых ламп зубрит физику.
Он стал мысленно вызывать ее. Но, должно быть, между ними лежало слишком много сырой тяжелой земли, и Наташа, как она это умела, не слышала сейчас ни ее дрожания, ни зовущего его голоса.
Он решил подождать - скоро она ляжет спать, поищет его плечо, чтобы уткнуться в него лбом, и тогда она откликнется, и натянется звонкая струна.
Когда раздался тот чужой, длинный и настойчивый звонок во входную дверь, он вздрогнул, сел на кровати.
По коридору легко, по-солдатски размашисто прошел дядя Ваня, заговорил с кем-то негромко. Тревога подступила к Кузьмину.
- Открыто! - крикнул он на стук и стал спускаться с антресоли.
- Извини, что поздно,- сказал Н., осторожно входя в комнату. Он исподлобья, как-то пристально рассматривал Кузьмина.
- Да, поздновато, молодой человек,- прогудел неодобрительно дядя Ваня, делая Кузьмину за спиной Н. возмущенные знаки.- Вот, Андрюша уже спать прилег...
- Привет! - нараспев, обрадованно сказал Кузьмин.- Да проходи ты, не стой в дверях! Дядь Вань, поставь чайничек, пожалуйста, ладно? А выпить у тебя ничего нет, а, дядь Вань?
- Поздно уж, чтобы вино пить,- сказал дядя Ваня.- Чайком обойдетесь, чтобы не рассиживалися...- Он, бурча, пошел на кухню.
- Да проходи же! - Кузьмин сунулся к Н. с протянутой рукой, радостно помял ее, твердую.- Раздевайся! Он добрый, только так, воспитывает...
Топчась поближе к вешалке, Н. снял свое толстое ворсистое пальто с волосатым воротником, аккуратно сложил шарф и вдруг снял ботинки.
- Зря ты это,- смутился Кузьмин.- У меня полы все терпят.- Ну, садись! Откуда узнал, что я приехал?
Н. вошел в круг света под люстрой, и Кузьмин разглядел у него на лице маленькие, аккуратные усики, делающие Н. значительным, даже каким-то скрытно-строгим.
- А ты изменился,-сказал Кузьмин. - Стал - не подступись!
Н. бледно улыбался, оглядываясь.
- Ты один? - с облегчением спросил он.
- Наташка там осталась, учится. Садись, в ногах правды нет. Что случилось-то? Ты какой-то не такой!
- Вот что случилось! - сказал Н., доставая из кармана пачку фотографий.
- Ух, ты! - сказал Кузьмин.- Такая наглядность впервые, да? Когда, давно? Доказали! - хмыкнул он.- Здорово!
- Я уже месяц это наблюдаю,- сказал Н. сдержанно.- Вы что, поменяли методику?
- Это моя серия, экспериментальная,- сказал Кузьмин, поглядев на номер. Он представил себе лицо Коломенской и испугался. Н. посмотрел на его лицо и засмеялся:
- Ты гигант, Андрей! Молодчина! Так разнести всю ее вакцину в клочья! Не-ет, это просто шедевр! Новая живая вода? Конец "включениям"!
- Послушай! - озаботился Кузьмин и вскочил, обежал вокруг стола.- Это ужасно! Это ее убьет. Вот так штука! - Он опять просмотрел фотографии.- Знаешь, я нащупал это недавно. Маялся, маялся, и вдруг меня будто подтолкнуло! Кошмар!..- Он схватился за голову.
- Отличная работа! - весело сказал Н.- Спасибо тебе от имени... ну, науки! Беру на себя полномочные представительства.- ("Уполномоченный!" - хотел съязвить расстроенный Кузьмин, но не до того было: завертелись идейки). - Слушай, из-за чего я к тебе пришел: надо, чтобы ты переходил в наш институт. Дадим бой по всем правилам. Ты ее методику знаешь... С Герасименко я живо договорюсь. Ну, мы ее!..