— Ловко! — вскричали близнецы. — Ай да Тьерри Красавчик!
Гермольд хотел закричать, прогнать, проклясть пришельцев, но непослушный язык прилип к гортани.
— Бастард, — спросил угрюмый Тьерри у предводителя, — куда прикажешь нести собаку?
Оруженосцы внесли борзую, забинтованную до самого хвоста, и бережно положили на обеденный стол. Бастард снял шлем и склонился, глядя в страдальческие глаза собаки.
— Ваша милость, — обратился к нему аббат, — вы обещали поискать здесь колдунью.
— Все собаки мира, — сказал бастард, не отвечая, — ничто для меня по сравнению с этой одной. Я потерял Герду, неужели не удастся выходить Майду? А ну-ка, твое преподобие, полечи ее каким-нибудь священным средством.
— Что вы, ваша милость! — залебезил аббат. — Священнослужителю не пристало лечить собаку.
Эд усмехнулся, а спутники его захохотали. Аббат же сказал:
— Вот найдете колдунью, она и полечит. Если вы, конечно, предварительно ее пощекочете хорошенько.
Бастард приказал обыскать дом и двор. Симон пошел наверх, а Райнер спустился в погреб. Тьерри заявил, что поищет во дворе; может быть, там, кстати, найдется и какая-нибудь завалящая лошаденка.
— Ехать тебе во дворец на палочке! — издевались близнецы.
Эд сапогом отодвинул кресло с распростертым в нем Гермольдом и стал греть руки у очага. Огонь затухал, и вместо топлива бастард кинул туда арфу и деревянную ногу хозяина.
Аббат указал ему на кресло:
— Вот, ваша милость, это тот самый, кого вы ищете. Кроме него, здесь некому быть.
Эд наклонился над онемевшим Гермольдом.
— Отвечай, ты был на Бриссартском мосту, когда там погиб Роберт Сильный, герцог Нейстрии?
Гермольд только и смог, что кивнуть головой. Тут как раз вернулся Тьерри, сообщая, что во дворе нет ни ведьмы, ни лошади, а дождь, проклятый, так и хлещет. Спустился со второго этажа близнец Симон, обирая с себя паутину:
— Никакой колдуньи, только какой-то перепуганный мальчишка, вероятно второй слуга.
С веселыми криками ввалились из погреба Райнер и оруженосцы. Они тащили бурдюк черного андегавского, которое берег бедный однорукий, и пробовали его на ходу.
Бастард влил вино в рот Гермольду, плеская как попало.
— Ну! — ухватив за косицу, Эд запрокинул лицо Гермольда. — Правда ли, сорок воинов было с герцогом, когда у моста па них напали норманны? Почему же герцог сражался один и пал, не желая сдаваться?
— Готфрид Кривой Локоть… — хрипел Гермольд, моргая белесыми старческими глазами, — который теперь граф Каталаунский… Он первый повернул коня…
— И вы все бежали за ним?
— Нам казалось, герцог скачет сзади…
— Ногу ты… не на Бриссартском мосту потерял?
— Нет… Много позже.
Бастард хлестнул его по лицу перчаткой и отошел. В этот момент как раз Хури, оруженосец близнецов, запихивал в карман серебряный стакан Гермольда.
— Руку на стол! — зарычал Эд.
Не решаясь противиться, Хури положил дрожащую руку на скатерть. Бастард кивнул Тьерри, и тот потащил меч из ножен. Близнецы умоляли о прощении на первый раз, и Эд, выругавшись, отменил казнь. Аббат святого Вааста ходил вокруг него на цыпочках, заглядывал в глаза.
— Ты как теперь этот дом — себе возьмешь?
— Эту крысиную нору? Можешь ее забирать хоть себе, церковная кочерыжка.
Аббат, успевший нахвататься из бурдюка, заплясал, напевая: «Мне, мне! Он подарил все это мне!» Близнецы же, указывая на него, смаковали его новое прозвище — «церковная кочерыжка».
— А что ты подаришь нам? — спрашивали они Эда.
— Будете мне верно служить, подарю целый город.
— М-между п-прочим, — аббат начал уже заикаться от обильного питья, — в-ваша м-милость, т-та девка, которую мы ищем, она же об-боротень… Может и в оленя обернуться, и в летучую стригу, и в слугу-мальчишку…
— И в бурдюк с вином? — усмехнулся Эд.
— И в б-бурдюк, истина ваша!
Эд приказал засунуть горлышко бурдюка ему в рот. Аббат вертел круглой головой, глотал что есть мочи, глазищи его выпучились, как у жабы. Близнецы хохотали:
— Кругленькая у тебя ведьма, заставь-ка ее похудеть!
Тогда раздался надломленный голос Гермольда. Он сполз с кресла и у самых ног бастарда молил гостей уйти. Дом этот у него не бенефиций, не может перейти к другому владельцу. Это его аллод, наследственное владение, и имеются на это грамоты… Пусть гости уйдут, он готов даже золотом заплатить.
Сказал и тут же пожалел о сказанном. Тьерри и близнецы, по примеру своего вожака обращавшие на него внимание так же мало, как на какую-нибудь мокрицу, обступили его, наклонясь.