В Германии идеи Огюста Тьерри не имели того успеха, что во Франции. В 1840 году очень сдержанный Вильманс, однако, написал: «В союзе с лотарингско-германской партией Гуго Капет не упустил благоприятного случая; теперь он хотел реализовать задуманные его предками планы в отношении французского трона. Он немало сделал в 984 г., чтобы сохранить германский трон для законного наследника. Теперь его сторонники (точнее партия, сочувствующая германцам в Лотарингии и Франции) твердо решили отнять единственное наследование у законного наследника Каролингской династии, Карла Лотарингского, брата Лотаря, и возложить корону на голову их могущественного покровителя, графа Гуго». Спустя десять лет после Вильманса, Бюдингер равным образом показал, что Германия не только неблагоприятно относилась к последним Каролингам, но была к ним совсем враждебна: «Пришедшие в упадок Каролинги, с воспоминаниями об империи их предков, для Германии были беспокойными соседями в переменчивой политике: бесполезными друзьями в мирное время, источником волнений в тревожную эпоху». Похоже, что с тех пор началась своего рода реакция: Калькштейн почти всегда видит в Гуго Капете врага Германии и обходит молчанием роль, которую она сыграла при его восхождении на престол. Гизебрехт открыто придерживается того же мнения. Однако можно сказать, что сегодня идеи Огюста Тьерри никем больше не признаются как научные. Так, мы полагаем, что обязаны были отвести этому много времени, поскольку нет ничего труднее, чем искоренять исторические заблуждения. Как только с ними перестают бороться, они снова немедленно возникают.
Нельзя закончить лучше, не напомнив о таких замечательных работах А. Люшера, посвященных французским институтам во времена первых Капетингов. А. Люшер не без оснований настаивает на роли, сыгранной Церковью в смене династий: «Восшествие на престол Гуго Капета, – справедливо говорит он, было целиком и полностью делом рук Церкви». Люшер показывает, что первые Капетинги с самого начала не проводили никаких изменений в общественном состоянии и политике страны. Следовательно, возвышение этой династии ни коим образом не являлось порождением глубоких и непреодолимых исторических процессов.
Приложение II
Развитие французского языка в X веке
Из одного пассажа Рихера известно, что Гуго Капет не знал ни латинского, ни тевтонского языков, и, как следствие, разговаривал он на вульгарном наречии, которое принято называть романским языком. Историки не упускают случая противопоставить Капетингов, говоривших на этом наречии, Каролингам, которые, как считают, говорили только на тевтонском. Фриман даже называет их столицу, Лан, «тевтонским городом». Подобный взгляд основан на кратком тексте, но который, по нашему мнению, излишне раздут: Флодоард рассказывает, что когда в 948 году на собор в Ингельхейме принесли буллы папы Агапита, их перевели с латинского «из-за королей, на тевтонский (propter reges, juxta Teutiscam linguam)». На этом собрании присутствовали короли Оттон I и Людовик Заморский. Поэтому решили, что не только Людовик IV, но и все Каролинги знали только тевтонский, Это не совсем верный вывод. Рихер, рассказывая о встречах Лотаря или Людовика V с Гуго Капетом, отмечает, что у них не было необходимости в переводчике. Это не говорит о том, что данная деталь его мало интересовала, поскольку процитированный несколько выше фрагмент свидетельствует об обратном. Нам кажется вполне достоверным, что Лотарь, Людовик V и Карл Лотарингский знали так же хорошо романский, как и тевтонский.
Незнание Людовиком IV романского языка может быть только частным случаем, который объясняется тем, что он провел свое детство и юность в Англии, германской стране. Мы пойдем еще дальше и посчитаем, что, в действительности, он знал романский. Возможно ли, чтобы король франков не знал романский язык, когда даже король Германии, Оттон I, по свидетельству одного из летописцев, разговаривал на нем.
Как согласовать это утверждение с записями Флодоарда? По-нашему, более чем просто: ни Людовик IV, ни Оттон I не знали латынь, оба одновременно говорили и на тевтонском и на романском; но Людовик находился в государстве Оттона I, которого он просил о помощи и искал дружбы. Совершенно естественно, что ему переводили папские буллы на тевтонский, поскольку знали, что король франков владеет этим языком; странно было бы, если в Ингельхейме, в германской области, их переводили на романский.
Из «Истории» Рихера также известно, что Карл Простоватый и его окружение говорили на романском. В 920 году встреча между Карлом и Генрихом I, королем Германии, под Вормсом была нарушена кровавой стычкой между свитами двух королей, вызванной языковыми различиями: «Германские и галльские юноши, не зная языков друг друга и раздраженные этим, начали осыпать друг друга бранью».